Золотая тетрадь - [16]

— Спасибо.

— Но что, черт возьми, с ним происходит? Томми не сдал прилично ни одного экзамена, он не пошел учиться в Оксфорд, и теперь он просто сидит, размышляет и…

И Анна, и Молли расхохотались, услышав слово «размышляет».

— Мальчик беспокоит меня, — продолжал Ричард. — Он меня действительно беспокоит.

— Он и меня беспокоит, — сказала Молли рассудительно. — Именно это мы и собираемся обсудить, правда?

— Я предлагаю ему то одно, то другое. Я приглашаю Томми в такие места, где он может завести знакомства, которые пойдут ему на пользу.

Молли снова рассмеялась.

— Пожалуйста, можешь смеяться и фыркать. Но вообще-то ситуация такова, что смешного мало.

— Когда ты говоришь о том, что пойдет Томми на пользу, я всегда сначала думаю, будто ты имеешь в виду его эмоциональное состояние, его чувства. И я вечно забываю, какой ты претенциозный парень, и какой ты сноб.

— Слова не могут по-настоящему ранить, — сказал Ричард с неожиданным чувством собственного достоинства. — Ты ведешь один образ жизни, я — другой. Все, что я пытаюсь сказать, так это то, что я в состоянии предложить мальчику… ну, все, что он пожелает. А ему просто неинтересно. Другое дело, если б он занимался чем-нибудь созидательным с людьми твоего круга.

— Ты всегда говоришь так, словно я пытаюсь настроить Томми против тебя.

— Именно это ты и делаешь.

— Если ты имеешь в виду, что я всегда открыто высказывала свое мнение о твоем образе жизни, о твоих ценностях, о твоем понимании того, что такое успех и как к нему идти, и всякое такое прочее, то да, — именно это, разумеется, я и делала. А с какой стати ты ожидал, что я заткнусь и стану молчать о своих убеждениях? Но я всегда говорила Томми: вот, это твой отец, ты должен познакомиться с тем миром, в котором он живет, ведь он же, в конце концов, существует.

— Великодушно с твоей стороны.

— Молли всегда подталкивает сына к более частым встречам с тобой, — вставила Анна. — Да, это так. Я и сама всегда так делаю.

Ричард нетерпеливо кивнул, давая понять, что их разговоры не имеют значения.

— Ты в детях совершенно ничего не понимаешь, Ричард. Они не любят, когда их мир раскалывается. Посмотри, с кем он общается через меня: это художники, писатели, актеры и так далее.

— И политики. О товарищах не забывай.

— Да, и что? Мальчик вырастет, что-то понимая о том мире, в котором он живет, а это несколько больше, чем будут знать твои трое — Итон и Оксфорд, вот что их ждет, всех троих. А Томми знает разных людей. Он видит мир не так, как его видят обитатели тихой заводи высшего класса.

Анна сказала:

— Если вы будете продолжать в том же духе, вы ни к чему не придете. — Ее голос прозвучал слишком раздраженно, и она попыталась выправить свой тон, пошутив: — Вся беда в том, что вам двоим ни в коем случае нельзя было вступать в брак, а вы это сделали, или, по крайней мере, вам ни в коем случае не следовало заводить ребенка, а вы и это сделали…

В ее голосе опять зазвучало раздражение, и она опять попыталась его унять, говоря:

— Вы хоть отдаете себе отчет в том, что оба повторяете одно и то же, год за годом, год за годом? Может, пора уже признать, что вы не можете сойтись во мнении ни по одному из обсуждаемых вопросов, да и покончить наконец с этими разговорами?

— Как мы можем покончить с разговорами, когда речь идет о Томми? — сказал Ричард очень громко, в голосе его звучала досада.

— А ты не можешь не кричать? — сказала Анна. — Откуда ты знаешь, может, Томми слышит каждое слово? Может, именно в этом и заключается его проблема. Он, должно быть, ощущает самого себя неким яблоком раздора.

Молли быстро подошла к двери, открыла ее и прислушалась.

— Ерунда, я слышу, как он наверху печатает на машинке.

Она вернулась на свое место и сказала:

— Анна, ты меня утомляешь, когда делаешься такой английской-английской, с поджатыми губками.

— Я очень не люблю, когда говорят громко.

— А я еврейка, и мне нравится, когда говорят громко.

На лице Ричарда опять явственно отразилось страдание.

— Да, и ты называешь себя мисс Джейкобс. Мисс. Из соображений права на независимость и на самоидентификацию, — что бы это ни значило. А у Томми в результате такая вот мать — мисс Джейкобс.

— И в этом тебя раздражает не «мисс», — сказала Молли весело. — Тебя раздражает «Джейкобс». Ты всегда был антисемитом.

— Проклятие, — простонал Ричард.

— А скажи мне, сколько человек из круга твоего дружеского общения — евреи?

— Если верить тебе, у меня нет дружеского общения, а есть только деловое.

— Разумеется, за исключением твоих девушек. Я с интересом для себя отметила, что после меня три из четырех твоих женщин были еврейками.

— Боже милостивый, — сказала Анна. — Я ухожу домой.

И она действительно слезла с подоконника. Молли засмеялась, встала и подтолкнула ее назад, к окну.

— Ты должна остаться. Будь председателем нашего собрания. Судя по всему, он нам очень нужен.

— Очень хорошо, — сказала Анна, решительно. — Я им буду. Итак, прекратите биться друг с другом. К чему все это, в конце-то концов? Ведь по сути мы едины во мнении, и мы выносим один и тот же вердикт, не так ли?

— Разве? — спросил Ричард.

— Да. Молли считает, что ты должен предложить Томми работу где-нибудь там у себя.