Золотая струя. Роман-комедия - [13]

– Когда они к нам собираются? – озабоченно спрашивал по телефону Богема. – Ты сам-то учти, что к нам просто так с бодуна, с бухты-барахты нагрянуть никак нельзя. Мы должны подготовиться.

Он поручил Косте деликатно намекнуть Вадиму Ивановичу, что художник ждет гостей в конкретный день и конкретный час, не раньше и не позже, потому что художник – человек занятой, у него расписана каждая минута и, к тому же, сразу после сеанса он уезжает в творческую командировку в Карелию.

– Почему в Карелию? – спросил Костя.

– Звучит красиво. И для солидности.

Имидж художника Сидорова крайне заботил Богему. Если выпустить Сидорова на международную арену таким, какой он есть, можно весь бизнес загубить. Дядя Толя никаким местом не походил на вальяжного, маститого, эстетически утонченного деятеля изящных искусств, каким Витя хотел его видеть. Нос картошкой, глаза-буравчики на безбровом лице, волосы торчат ёжиком, лопоухий, низкорослый, и речь типичного работяги – между косноязычными фразами матерки сами лезут для связки. Богема договорился с Сидоровым, что он с итальянцами будет придерживаться такой же линии поведения, как и во время сеанса с олигархом на даче: минимум слов, сделал своё дело и без промедления удалился. Теперь Витя ломал голову, как правильно одеть Сидорова. В ходе подготовки к встрече с иностранцами он пришел к Сидоровым домой и для начала попросил дядю Толю надеть обычный костюм, который Сидоров надевал исключительно редко и обычно на выход – на свадьбы, дни рождения, новогодние торжества и прочие мероприятия. Витя сам повязал на дядю галстук, отошел на два шага, осмотрел, прищурившись. Нет, в официальном пиджаке Сидоров больше походил на председателя колхоза типа «20 лет без урожая». Богема спросил, есть ли в доме темные очки. Маруся пошарила по шкафчикам и нашла – черные, непроницаемые, времен ее молодости. В темных очках Сидоров сразу стал похож на киллера из какого-то американского боевика. Костюм не пойдет, а очки можно оставить – для таинственности, для загадочности. Витя вспомнил, что когда-то уже давно видел дядю в белом джемпере, довольно-таки элегантном. «Толя его не любит, – сказала Маруся. – Он колючим оказался». «Ничего страшного, надо пододеть рубашку поплотнее» – посоветовал Витя. В белом джемпере и темных очках Сидоров, с послушной, терпеливой доверчивостью выполнявший команды по переодеванию, выглядел более интеллигентно.

– Дядя Толя, хорошо бы тебе еще волосы покрасить в оранжевый цвет или хотя бы обесцветить, – предложил Витя то ли в шутку, то ли всерьёз. – Для оригинальности.

– Давай лучше для оригинальности я просто штаны сниму и буду без них ходить, – откликнулся Сидоров.

– Вы совсем сдурели, что ли? – спросила очумело Маруся.

После таких её слов она была интернирована в другую комнату, а Сидоров продемонстрировал перед племянником сборку и разборку «холста». Племянник конструкцию одобрил.

* * *

Наконец в назначенный день, в назначенный час итальянцы появились в мастерской. Габриэль, сухощавый мужчина средних лет с проседью в курчавой шапке волос, имел доброжелательный, но скучающий вид. В компании с женой Беатрис он был явно не главный, взирая вокруг себя с настороженным любопытством, будто в ожидании, какую еще хохму отчебучат эти забавные русские. Беатрис, полноватая, черноглазая, говорливая, излучала неукротимую энергию, ей было всё интересно. Сопровождала гостей Настя, молодая красивая женщина, она была и переводчицей, общаясь с итальянцами на английском языке. Костя тоже был с ними, он прошел в угол и там тихо сидел на краешке стула.

Богема галантно помог женщинам снять с себя шикарные, запорошенные снегом шубки. Он представился, как Виктор, помощник мастера, «подмастерье, так сказать».

– Сам мастер будет с минуты на минуту, а пока можно ознакомиться с его работами, – предложил он.

– Grazie, – с улыбкой произнесла Беатрис. Итальянцы, и Настя с ними, принялись обходить развешенные по стенам картины, внимательно в них всматриваясь.

– Многие работы мастера находятся в частных коллекциях России, США, Англии, Франции, Китая. В Италии тоже есть, – тоном заправского музейного экскурсовода говорил Богема, учтиво следуя за ними. Настя переводила. – Буквально на днях Анатолий Петрович планирует отъехать в Карелию в творческую командировку, в места, одни из самых живописных в России.

Габриэль сказал что-то по-итальянски, вроде как вопрос задал. Беатрис громко расхохоталась и, озорно сверкнув черными очами на Богему, обратилась на английском к Насте.

– Они спрашивают: если картины выполнены не красками, то как художник добился такого разнообразия в цвете? – сказала Настя. И добавила, в ироничной многозначительности прищурив прекрасные глаза. – Виктор, здесь какая-то мистификация?

– Никакой мистификации, – ответил Богема, разглядывая ее красивое лицо и отмечая, что у олигарха, конечно, губа не дура. И, видимо, оттого, что отвлекся, не сразу сообразил. – Я не понял, почему они решили, что картины выполнены не красками?

– Насколько нам известно, ваш мастер является художником, так скажем… своеобразным? – ответила Настя с некоторым недоумением. – Не так ли?