Золотая осень - [34]
Господствующим классом СССР была бюрократия. Впрочем, если вам претит классовый подход, ее можно назвать властной элитой, а точнее – кастой[203]. Бюрократия по своей природе обладает рядом имманентно присущих ей черт: неповоротливостью, накоплением некомпетентности, косностью, информационной закрытостью, стремление к постоянному количественному росту своих рядов[204]. В СССР, где бюрократия стала монопольным правящим классом, ее черты проявились в полную силу. Это стало волновать и самих лидеров бюрократического класса, которые несли ответственность за его будущее и будущее всей страны.
Брежнев говорил на Политбюро в сентябре 1981 г.: «Ведь вы помните, что XXVI съезд партии указал на необходимость улучшать работу аппарата управления, сокращать расходы на его содержание, решительно устранять излишние и дублирующие звенья. Что же у нас происходит на деле?
В десятой пятилетке имел место неоправданный, по существу неуправляемый, рост численности работников аппарата управления. В результате аппарат вырос на два миллиона двести тысяч человек, или на 14,2 процента. В то же время общая численность работающих увеличилась только на 9,8 процента.
Таким образом, темпы прироста численности управленческого персонала почти в полтора раза превысили темпы прироста общего числа рабочих и служащих. В результате удельный вес этого персонала вырос с 14,5 процента в 1975 году до 15 процентов в 1980 году и достиг 17 миллионов человек.
Если такая тенденция сохранится, численность работников аппарата управления к 1985 году достигнет девятнадцати с лишним миллионов человек, то есть увеличится на два с половиной миллиона человек. Тогда как прирост общей численности рабочих и служащих, по расчетам Госплана СССР, составит 5,7 миллиона человек.
За годы десятой пятилетки расходы на содержание аппарата управления увеличились на 30 процентов и составили в 1980 году более 32 миллиардов рублей, или 7 процентов национального дохода.
Совет Министров СССР принял решение по ограничению роста и сокращению численности работников аппарата управления в некоторых отраслях народного хозяйства. Однако эти меры не направлены непосредственно на сокращение центрального аппарата министерств и ведомств СССР и союзных республик.
В результате этого за истекшие годы общая численность центрального аппарата министерств и ведомств СССР увеличилась на пять тысяч двести человек, а расходы государства на его содержание только за последнее пятилетие увеличились более чем на 24 процента и составили в 1980 году более 330 миллионов рублей. Увеличение численности аппарата министерств и ведомств СССР сопровождается, как правило, ростом начальствующего состава. Так, например, из общего прироста численности центрального аппарата министерств и ведомств СССР одна треть приходится на начальников управлений и самостоятельных отделов и их
заместителей»[205].
Центральная олигархия партии–государства пыталась сдерживать рост численности класса, который возглавляла. Но ее лидеры не знали, как решить эту задачу. Ведь в «росте рядов» были заинтересованы сами исполнители высочайших решений. Каждый начальник был заинтересован в росте числа своих подчиненных. А в условиях резкого снижения вертикальной мобильности при Брежневе аппарат мог расти только вширь. Поскольку все стоявшие перед обществом проблемы так или иначе должны были разрешаться через бюрократию, то усложнение общества также создавало объективную необходимость в росте численности чиновников.
При Брежневе обновление кадров протекало крайне медленно. Ориентация бюрократии на покой и равновесие, полностью соответствовавшая политике осторожного Брежнева, привела к тому, что обновление кадров происходило лишь по мере дряхления и умирания вышестоящих чиновников. Такое положение подрывало основной принцип бюрократической иерархии — принцип карьеры, который гарантировал бюрократу со временем продвижение по службе. «Застой» вертикальной мобильности парализовывал и другие механизмы бюрократического общества. Без карьерного стимула чиновники и директора не только теряли желание развивать порученное им дело, но и все больше раздражались отсутствием перемен.
