Золотая лоция - [12]

— Вот конец рассказа, не до конца прозвучавшего на пиру, — сказал, наконец, Рагдай, — золото в конце концов прошло по Шёлковому пути и оказалось у людей папы римского Гонория I в Антиохии, и исчезло вместе с ними во Фракии в долине реки Марицы, в землях, захваченных аварами. Теперь оно где-то там, в пещере, в скалах, или в земле, в сундуках, потому, что больше его никто не видел, и никакие предметы из Сины нигде не появлялись.

— Это всё как-то туманно, — ответил на это Вишена, — все эти легенды о сокровищах далёкой восточной империи, откуда в Европу везли шёлк, пряности и посуду, не имеют доказательств.

— Есть кое-что, — уклончиво ответил Рагдай, — вернее было.

— Что было? — Вишена сделал глоток воды, — почему ты затеял всё это, ты, учёный человек, не верящий в сказки, легенды и в богов, читающий на десяти языках?

— И вообще, откуда ты всё это знаешь? Ты что, водил дружбу с властелином этой Поднебесной империи? — спросил Эйнар, удерживая за рукав рядом с собой Ладри, — тебе зачем всё это надо, ты ведь не любишь богатство, говоришь, что оно отравляет душу и разум, и люди, стремящиеся к нему, или достигнувшие его — несчастные и достойные жалости?

— Золотая лоция!

— Золотая лоция? — Эйнар приподнял одну бровь, — это лоция всегда показывает, где находится золото?

— Мне нужна она, это самый ценный для меня предмет на всей земле, даже если он сделан из обыкновенного воска и глины, — тихо ответил Рагдай, — эту лоцию подарил неизвестный бог первому императору Поднебесной империи, во времена, когда ещё не было Рима и Константинополя, а вокруг Восточного моря жили дикие племена, не знавшие железа и колеса.

— А в чём её ценность, — не унимался Эйнар, даже Вишена на этот раз заинтересованно уставился на книжника.

— Об этом после, пора нам расходиться, — ответил Рагдай, указывая на людей ярла Эймунда, приближающихся к ним со стороны селения, — нужно спрятать Ладри.

— Жалко, а я думал, что в Викхейме я найду дом, семью, и что здесь мой конец пути, — сказал печально Вишена, — а это не конец, это теперь начало пути…

Глава четвёртая ВЕТЕР ЯНТАРНОГО МОРЯ

Звуки флейты были нежны и прозрачны. Мелодия зависала трелью высоких нот в вечернем морском воздухе, ступенями соскакивала вниз, потом снова взбиралась вверх, обрывалась и начиналась сначала. Флейтиста звали Бирг Безухий. Это был юноша с чёрными волосами, вьющимися, как мелкое руно, на висках и затылке. Он сидел на борту драккара Вишены, свесив ноги над водой, и зачарованно смотрел на горизонт — ровный, без привычной серой полосы берегов и чёрных силуэтов гор. Прозвище Безухий он получил из-за того, что всё время ошибался при игре на своей флейте. Однажды учёный старый грек, попавший в плен к Гердрику Славному, проданный одному соседнему бонду, и умерший от пьяных побоев своего нового хозяина, рассказал ему, что однажды греческая богиня Афина подарила пастуху Марсию свою волшебную флейту, и пастух стал так хорошо играть на ней, что поразил даже бога света Аполлона, тем что играл лучше бога. За это бог убил пастуха и снял с него кожу. Музыкант погиб, но имя Марсия стало известно на все времена. Этим грек хотел, видимо, сказать маленькому Биргу, что для того, чтобы стать великим музыкантом, нужно быть готовым отдать свою жизнь, если не в прямом, то в переносном смысле. Нужно быть готовым заключить сделку с богами. А что из этого получится, лучше не думать, если не кожу снимут потом, то неприятностей, точно, не оберёшься. Тем не менее, мальчик в любое время, свободное от помощи по хозяйству родителям, а потом и в походах в дружине Вишены, стремился играть и совершенствоваться в игре. Он освоил все мелодии, услышанные им от скальдов на пирах или просто так. Однако игра на гуслях, бубнах или флейтах всегда только дополняли песни скальдов, их саги. Биргу же была интересны мелодии и ритмы. Однажды он принялся сочинять собственные мелодии. Он сочинил их за несколько лет великое множество. Пробуя их записать, он использовал руны, где каждая руна обозначала устойчивый отрывок мелодии, последовательное повышении трёх нот вверх, или вниз, или обыгрывание какой-то комбинации звуков. Беда была в том, что комбинаций было много, гораздо больше, чем он знал, или мог придумать рун. К тому же записывать приходилось, то сажей на бересте, то царапать на досках или камнях, из-за чего знаки искажались, стирались, их потом было трудно читать. Играя потом по памяти или по записям свои же мелодии, Бирг зачастую ошибался. Эти ошибки были слышны только ему, но он каждый раз останавливался при этом, начинал играть сначала, вздыхал, ругался беззлобно. Окружающим казалось, что он просто не умеет играть как следует. Так как звук он из флейты извлекал громкий, пальцы у него были на руках все на месте, то единственным объяснением такого поведения, могло служить только его тугоухость. Отсутствие слуха к музыке, или просто частичной глухоты. Так Бирга прозвали Безухим. Сейчас он сидел спиной к мачте и парусу, не видя кормы и носа ладьи. Таким образом, он остался один на один с флейтой, музыкой и водой пролива. За его спиной скрипела мачта, вздрагивал парус, вяло переговаривались Свивельд и Ингвар: