Золотая лихорадка - [67]

– Что с ним говорить! – сказал Котяй. Он нагнулся за кайлой и шагнул к Тимохе, как бы желая его раскайлить, как ком руды. – Эта власть впрок тебе не пойдет! – опять забрызгался он слюной. – Себе взял, а нас разорил! Мы-то думали, что ты молчишь, так понимаешь с полуслова… А ты куда загнул! Подвел нас!

– Эх! – сказал Никита.

Тимоха заметил, что хотя Никите следовало бы огорчаться сильней Котяя, а он как-то подобрей сегодня.

Из-за отвалов вышли выбранный сборщиком налогов Гуран и Камбала с ружьями.

Гуран в штанах с лампасами и в казачьем мундире с Георгиевским крестом на груди. У него рыжеватые обгрызенные усики с добела выцветшими, опущенными вниз кончиками и карие маленькие глаза.

Сразу видно, что Гуран и Камбала – при исполнении общественных обязанностей. У Камбалы за поясом револьвер новейшей марки и охотничий нож.

Говорили, что Камбала точит его так остро, что можно бриться.

– Не смей указывать! – сказал Тимоха, оглядывая Котяя с ног до головы. – Я – сам! И все! А что ты мне приятель, это докажи…

– Я те докажу! – ответил Овчинников.

– Угощали вы меня? За мое же кровное, намытое! Сколько ты у меня выгреб?

– Ну уж вот это ты зря! Разве мы пользовались? – сказал Никита.

– Это мы-то? – раскрыл рот Овчинников.

«Уж молчал бы… Чью дочь твоя жена к приезжим водит!» – мог бы Тимоха сказать Никите, но сдержался.

Камбала и Гуран, как дисциплинированные чиновники, ждали, пока помощник президента отругается. Наконец, видя, что он пререкается без толку, Гуран сказал:

– Поехали! Президент ждет!

Тимоха сразу сел в лодку.

– Егор велел на восходе быть, – сказал Камбала.

Первые лучи ударили сквозь частый ельник на седловине, и лодка уперлась в пески Кузнецовского берега. Егор затянул ее рукой.

– Работы много! – вылезая, пожаловался Камбала.

– Мыть теперь нам с тобой не придется! – ответил Егор.

Сосед всегда представлялся Тимохе задумчивым, а сегодня показалось ему, что Егор чем-то особенно озабочен.

Кузнецовы уже позавтракали. Васька с безрадостным лицом провез на промывку тачку и нехотя поздоровался, приподняв мятую шляпу.

– Че у тебя рожа кислая? – спросил Тимоха, более желая оживить самого себя, чем Ваську, и рассеять этот страшный чиновничий дух, который, словно тень, навис над дощатым, вымытым после завтрака столом, где предстояло решать дела.

Тимоха не знал, в какое больное место угадал он Ваське и Егору.

– Где-то Катьки не видно? – нарочито зевнул, добавил Тимоха.

Речь шла о том, что отчисления на общественные нужды надо собирать уже сегодня вечером.

– А че с Никитой творится? – перебил деловой разговор Тимоха. – Они с Овчинниковым злы!

– А Никите че? Он же разбогател! – ответил Камбала.

– Как это?

– Он понял, что не на тех напал! – сказал Гуран.

– У него нет ни ума, ни грамотности для обхождения с людьми, ничего нет, что тут потребуется для общества, – подтвердил Силин.

– Никита вчера говорил: поеду домой, буду торговать с инородцами…

– Грабить! – вставил Гуран.

– И вдруг нашел два самородка. Один с кулак. Другой плоский, с пол-ладони.

– А он не сердит на тебя? – спросил Егор.

– Нет… Мы дружные! – отвечал Камбала. – Я со всеми дружен.

«И Егору бог помогает! Умилостивил такого врага!» – подумал Тимоха.

– Никита что-то к тебе подъезжает, – сказал Егор.

– Да он зря старался!.. Это он для вида сердит. Как же! – отозвался Тимоха.

«Конечно, – полагал Тимоха, – Жеребцов еще может отомстить и мне и Егору…»

Сегодня с утра Силин наслушался…

… – Не надо было тебе вчера показываться! – хитро сказал ему Сапогов. – Тогда бы выбрали тебя, а не Егора! Был бы ты не помощником!

Силин знал, что сосед льстит, лжет и утешает.

– Весь народ допрежь был за тебя! – подтвердили вятские бабы из артели, с сожалением оглядывая Силина.

– Благодетель наш! – поклонилась встретившая его толстая баба, с большими и бесчувственными глазами навыкате.

Отпустив своих помощников, Егор пошел в забой.

… Егор покайлил, размялся. Приостановился, разогнулся, слышно стало, как грозно шумит река. В горах скоро начнут таять снега.

Небо стало чистым и синим, только чуть заметны на нем белые прядки, как бы уходят последние остатки непогоды. Где-то близко уж лето, жаркий зной.

– Ну, что, сын? – спросил Егор, когда подъехала тачка. Василий мрачен и работает нехотя. – Может, женишься?

– На ком это? – деланно удивился Вася.

– На Катерине…

– А-а! – отозвался он.

– Я пойду сватать, – сказал Егор. – А то…

Васька не смотрел ему в лицо и все отводил глаза.

Татьяна ничего не промолвила, подала Егору новую рубаху.

«Вот как приходится! Все не как у людей!» – подумал Егор. Минуя ломовский участок, он прошел за ключ к матросу.

Федосеич и Катя обедали. Егор поклонился.

– Бог на помощь.

– Кушать с нами! Милости прошу! – ответил ему матрос.

Катя подала Егору котелок и ложку.

– Ну, сосед, у тебя товар, у меня купец!.. Как говорили в старину! – сказал Егор, косясь на девушку.

Катя быстро затянула платок и прыжками кинулась в забой.

Егор вынул большую бутыль китайского спирта.

– Ты че, сватать ее хочешь? – спросил матрос.

– Да, видишь, сватовство по всей форме…

Егор налил спирт. Федосеич долил в обе кружки воды.

– А че ее сватать! Берите так, – сказал он. – Они с Васькой уж год живут как муж и жена… Я думал, ты знаешь… Приданого дать не могу. Вы как хотите ее взять – навсегда или на время?