Золотая Кастилия - [21]

— О! Простите меня, Хуана! — вскричал молодой человек, задрожав от счастья. — Безграничная радость сводит меня с ума. Ах! Я почти отчаялся увидеться с вами!

— Я только сегодня утром узнала о вашем присутствии в Маракайбо, любезный дон Филипп; я узнала вас случайно в ту минуту, когда вы проходили мимо нашего дома.

— Я нахожусь здесь уже десять дней и никакими силами не мог добраться до вас!

— Ах, друг мой, я не так свободна, как в маленьком домике в Сан-Хуане, — ответила она со вздохом.

— Разве дон Фернандо уже не так добр к вам, как прежде?

— Напротив, друг мой, его расположение ко мне как будто еще увеличилось, однако вот уже несколько дней как он озабочен; иногда он смотрит на меня с необыкновенной грустью, причина которой мне неизвестна.

— Боже мой! Неужели вам угрожает несчастье?

— Не думаю, друг мой, однако меня невольно мучает какое-то необъяснимое предчувствие. Оно предупреждает меня, что скоро в моем положении свершатся какие-то перемены.

— Вы заставляете меня дрожать, Хуана! — вскричал Филипп, бледнея. — Скажите, ради Бога, что может внушать вам эту мысль?

— Не могу вам сказать, друг мой, так как сама этого не знаю. Вот что я заметила: перемена в расположении духа дона Фернандо произошла две недели назад; в это время он получил с кораблем, прибывшим с материка, письмо, содержание которого сильно его озаботило. Он тотчас отдал приказание приготовить великолепный дом в нескольких милях от города в восхитительном местечке.

— Близ Мериды, не так ли?

— Да, друг мой.

— Я его видел, даже осматривал; он действительно великолепен. Дон Фернандо сказал мне, что приготовил его для какого-то знатного человека, которого ждет.

— Он и мне сказал то же самое, только прибавил шепотом два слова, которые я скорее угадала, чем услышала: «Бедное дитя!» Несмотря на мои усилия узнать больше, дон Фернандо остался непроницаем, и я ничего не узнала. Вот и все… Но довольно заниматься мною, поговорим о вас. Как вам удалось пробраться сюда? Я дрожу при одной мысли об этом! Неужели вы не знаете, что всякий подозрительный иностранец, схваченный в испанских колониях, подвергается немедленной смерти? Закон однозначен на этот счет.

— Знаю, друг мой, но что мне за дело! Я хотел видеть вас, хотел еще раз сказать вам, что я вас люблю.

— А я, милый Филипп, разве я не люблю вас?

— О! Не так, как я.

— Может быть, но я умираю от страха за вас; что, если вас узнают?

— Успокойтесь, моя возлюбленная, здесь я испанец. Никто не подозревает о моей истинной национальности. Я служу у графа де л'Аталайя, очень знатного вельможи.

— Это несколько успокаивает меня; но малейшей неосторожности достаточно, чтобы погубить вас.

Филипп лукаво улыбнулся.

— Но каким образом удалось вам добиться покровительства графа де л'Аталайя?

— Слишком долго рассказывать, моя возлюбленная; скажите лучше, почему вы назначили мне свидание на море?

— За мной строго наблюдают, друг мой; вот уже несколько дней, я не понимаю почему, за каждым моим шагом следят, и я боялась, как бы нас не увидели в доме или на прогулке.

— Но люди, сопровождающие вас?..

— Они мне преданы.

— Гм! — произнес молодой человек, качая головой. — Впрочем, вы знаете их лучше меня, и я не стану спорить… Можем мы увидеться с вами опять?

— Это будет очень трудно.

Молодой человек вздохнул.

— Хуана, — сказал он кротким голосом, нежно пожимая руку молодой девушки, — вы мне доверяете?

— Да, друг мой, я доверяю вам, потому что люблю вас и убеждена, что вы также любите меня.

— Уверены ли вы в том, что я делаю все с единственной целью соединиться с вами и сделать вас счастливой?

— Я твердо этому верю, любезный Филипп.

— Хорошо, Хуана, благодарю вас! Вы хорошо понимаете меня. Хорошенько обратите внимание на мои слова, милая моя Хуана, дело идет о нашем счастье, о моей жизни.

— Говорите, друг мой; я сделаю все, чего вы потребуете от меня.

— Без колебания?

— Да.

— Может быть, через три дня я должен буду уехать отсюда.

— О, Филипп! — вскричала она с горестью.

— Но клянусь вам, что скоро вернусь.

— Ах! Мы опять будем разлучены.

— Это будет в последний раз! Мое отсутствие продлится месяц, может быть два, не более. Я возвращусь с тем, чтобы не расставаться с вами больше никогда.

— В самом деле?

— Честное слово! — вскричал он с жаром. — Только, Хуана, во время моего отсутствия будьте мужественны; пусть воспоминание обо мне служит вам охраной против всего, что будут пытаться предпринять против вас. Словом, сохраните для меня вашу любовь.

— Уезжайте спокойно, друг мой; что бы ни случилось, вы найдете меня достойной вас. Разве я не жена ваша перед Богом?.. Но как я узнаю о вашем возвращении?

— Постоянно устремляйте на море ваши нежные взоры, когда прибудут корабли; тот, на котором приплыву я, будет нести клетчатое знамя, черное с белым.

— Черное с белым… Я буду помнить это, друг мой.

— Теперь, милая Хуана, прошу вас, несмотря на все, что будут говорить вам обо мне и что будет происходить в городе, закройте глаза и уши и ждите, чтобы я приехал оправдаться.

— Вы меня пугаете, друг мой. Что вы намерены предпринять?

— Сам еще не знаю, моя возлюбленная, но будьте уверены, что мне все удастся. В особенности не выходите из ваших комнат; как бы ни уговаривали вас, сопротивляйтесь всеми возможными способами. Если роковая судьба удержит меня слишком долго вдали от вас, я пришлю к вам одного или нескольких моих послов; вы легко узнаете их: правая рука их будет обвязана таким же платком, как мое знамя. К ним вы можете иметь полное доверие и сделаете все, что они вам скажут. Хорошо ли вы поняли меня, милая Хуана?