Золотая чаша - [62]

Дэн пожал плечами.

– Пол преувеличил. Я не взволнован, потому что пока сам не представляю, что из этого получится. – Он заерзал на стуле. Его глаза широко раскрылись, в них появилось выражение, противоречащее его словам. – Весь вопрос в усилении, а с электронной лампой на трех электродах можно добиться эффекта… – он замолчал – Подожди-ка. Я надеюсь, ты не вбил себе в голову дурацкую идею втянуть меня в какой-нибудь проект Уолтера Вернера.

– Ничего подобного, Дэн, – в тревоге воскликнул Альфи, – как ты мог такое подумать?

– Ты только что его упомянул.

– Никакого Уолтерова проекта. Я только сказал, что от него случайно услышал об этой группе. Совершенно случайно, уверяю тебя. Уолтер просто сказал что-то вскользь об этих людях. И я задумался. Ты знаешь, я люблю заводить знакомства. И я надеюсь, ты знаешь также, что я ни за что не поставлю тебя в неловкое положение, Дэн, – в голосе Альфи прозвучал упрек.

– Я знаю, у тебя добрые намерения, Альфи. Альфи вернулся к теме разговора.

– Так вот, как я сказал, у этих людей есть деньги и они способны мыслить категориями завтрашнего дня. Наступил век электричества и это открывает целый ряд возможностей. Они хотят, опередив остальных, наладить контакты с исследователями твоего типа, закупить патенты на их изобретения и, имея патенты в своей собственности, подождать и посмотреть, каким образом их можно будет выгоднее использовать. Такая вот идея.

Дэн спокойно ответил:

– Я одиночка, Альфи. Я ценю твои добрые намерения, но работать в коллективе я не могу. Не могу и все.

– Да тебе и не придется этого делать. Все останется так же, как сейчас. Просто возьми патенты на свои изобретения, на эту лампу, к примеру, и передай их этим людям, естественно, оформив это юридически. Если они найдут применение твоему изобретению или продадут его кому-то, ты получишь часть прибыли. Если ничего не выйдет, что ж, ты ничего не потеряешь.

Альфи хотел, чтобы все были «устроены», как он говорил. Благодаря его щедрости, Анжелика, овдовев, переехала в небольшую солнечную квартиру неподалеку от Центрального парка. Он нанял для нее служанку, польскую девушку с развитым материнским инстинктом. Девушка заботилась об Анжелике, как если бы та была совсем беспомощной; пекла ей на завтрак свежий хлеб, ухаживала за ней во время приступов головной боли. Альфи всем стремился сделать добро.

– И, конечно же, я для начала добьюсь, чтобы тебе выплатили аванс. Тысяч пять-шесть. Я обязательно настою на этом.

– Не думаю, что мое изобретение столько стоит.

– Ничего нельзя предугадать. Бьюсь об заклад, пять тысяч тебе заплатят, и ты сможешь купить приличный дом.

– Мне не нужен дом. Нам и в теперешнем удобно.

– Ну, хорошо, дом тебе не нужен, но возьми пять тысяч, – настаивал Альфи. – Чего воротить нос от таких денег?

С минуту Дэн молчал, уставившись на свои руки; повернул их ладонями вверх, вытянул пальцы. Затем поднял глаза.

– Альфи, некоторые вещи трудно объяснить. Ты помнишь своего дядю Дэвида? Тебе, может, неизвестно, но задолго до того, как он начал сдавать и его поместили в дом для престарелых, я часто и подолгу с ним беседовал, и он многое рассказал мне о себе. Ты знал, что он ввел новую методику перевязок и новое средство для дезинфекции ран? Он не заработал на этом ни цента. Не захотел. Некоторые назвали бы его дураком, но сам он так не считал, и я тоже. Я хочу сказать, что если из моей возни в лаборатории выйдет какой-то толк, если я изобрету что-то, что сделает жизнь людей легче, чище, безопаснее, я отдам это изобретение задаром. Мне всего хватает. У меня есть все, что мне нужно.

Наступило молчание. Никто не смотрел друг другу в глаза. Потом Альфи встал.

– Хорошо, Дэн. Попытка не пытка, я свое предложение сделал, а ты смотри. Передумаешь, дай мне знать.

Он не понимает, подумала Хенни, никто из них не понимает, будто Дэн говорит на турецком или китайском.

Дэн без восторга принял приглашение провести у Альфи уик-энд. Он не любил отрываться от работы в лаборатории в единственные по-настоящему свободные дни. Но Хенни была рада, что приехала. Ее, городскую жительницу, часто тянуло на природу. Сейчас она с удовольствием смотрела на нежные светло-зеленые листочки нового лесного наряда, вслушивалась в тихое жужжание одинокой пчелы, разбуженной неожиданным теплом апрельского дня. За грязной дорогой тянулось шоколадного цвета поле. На дальнем его конце мужчина шел за лошадью с плугом. И человек, и животное двигались неторопливо, в каком-то сонном ритме, но не останавливались ни на минуту.

Хенни уселась поудобнее на большом камне и посмотрела в другом направлении. Мяч низко летал над сеткой справа налево, слева направо, удары ракеток по мячу звучали с ритмичностью метронома. Они хорошо играли. Девушки грациозно бегали по корту, придерживая юбки левой рукой.

Нельзя было не удивляться тому, как быстро освоила теннис Лия. Она все постигала быстро. В свои пятнадцать лет ростом она уже сравнялась с Хенни. Она была живой и, как часто говорила ей Хенни, любопытной, как обезьянка. Что-то от обезьянки было в ее курносом с круглыми глазами лице; а еще оно всегда светилось радостью, и люди оборачивались ей вслед и сами невольно начинали улыбаться.