Золотая чаша - [168]

– Дэн! Пожалуйста, возвращайся.

Луч послеполуденного солнца упал на кровать, где они лежали сейчас. Они занимались любовью, они спали и теперь, наконец, для них настало время разговоров.

– Ты действительно собиралась покончить с собой в ту ночь? – спросил он. – Я никак не мог избавиться от этой мысли.

Хотела ли она это сделать? Или она лишь играла с этой мыслью, представляя себя центральной фигурой трагедии? Не хотел ли и Фредди в последний момент вернуть все назад?

– Не знаю… я просто чувствовала себя так, словно в мире для меня не осталось больше места.

– Твое место… твое место здесь. Ты знаешь это сейчас, не так ли?

– Да-да, Дэн.

Все было, конечно, далеко не таким, как в начале. Да, наверное, это было и невозможно. Но и того, что они могли дать друг другу сейчас, было достаточно, более чем достаточно.

– Надеюсь, я не очень довел вас с Полом в тот день?

– Нет, все в порядке. Если бы мы не встретились тогда, я бы не начала так много думать, и мы не были бы сейчас вместе в этой постели.

– Я так рад оказаться снова в этой постели, Хенни. Часы в прихожей захрипели и пробили час. Звук, в котором утром ей слышалось что-то зловещее, сейчас казался даже приветливым.

– Я думаю, Хенни, что, может быть, было бы неплохо уехать отсюда. Мы могли бы найти себе небольшую уютную квартирку где-нибудь в верхнем городе, в Йорк-вилле. Они не так уж дороги, если ты согласна обходиться без лифта. Мы жили бы всего в нескольких кварталах от мальчика. Что скажешь?

– Мне эта идея нравится.

– Думаю, она обойдется нам не дороже этой квартиры, так как нам сейчас не нужно столько комнат. И потом, в следующем семестре я ожидаю повышения. А если мы будем жить от них поблизости, я смогу давать нашему малышу уроки игры на фортепьяно. Ему скоро четыре; в таком возрасте и следует начинать.

Приподнявшись на локте, она посмотрела на Дэна. Складки на его лбу чудесным образом исчезли; он выглядел необычайно молодо.

– Привет! – воскликнул он, смеясь.

– Господи, ты снова дома! Ты не голоден?

– У меня во рту не было ни крошки с самого утра.

– Тогда я сейчас встану и приготовлю тебе что-нибудь. В доме мало что есть, кажется, только яйца, но я посмотрю.

* * *

Отужинав на кухне, – он на своем старом месте и она на своем, – он расположился в кресле и раскрыл газету. Она села за письменный стол и начала писать.

Какое-то время спустя Дэн отложил газету и поднялся.

– Что ты пишешь?

Она прикрыла лист бумаги рукой.

– Ничего особенного. Пару недель назад я начала писать поэму о Фредди. Мне хотелось рассказать о его мягкости, доброте… в общем я пыталась, но из этого ничего не вышло. У меня есть любовь и решимость, но нет таланта. Какая скука, подумала я, когда прочла то, что написала.

– Тем не менее, дай мне взглянуть. Можно?

– Я ее разорвала. А сейчас пишу о себе, пытаюсь, излагая на бумаге свои мысли, лучше понять себя. Я подумала, что это мне в какой-то степени поможет.

– Тогда, может, ты разрешишь мне взглянуть на это?

– Тебе, возможно, не понравится то, что ты там прочтешь.

Однако она убрала руку и через ее плечо он прочел:

«Несмотря на всю свою внешнюю веселость, он в сущности одинокий человек, несостоявшийся музыкант и разочаровавшийся реформатор. Думаю, он считает себя неотразимым, видя, как женщины оборачиваются и смотрят ему вслед. Но я должна помнить, что в сущности все это не имеет для него никакого значения, я это знаю».

«Что же до того, что произошло давно, думаю, все было точно так, как он и сказал, хотя, может быть, он и женился бы на ней вместо меня, если бы у него была такая возможность… но я также должна помнить, что все эти годы он любил только меня».

«Да, я все еще испытываю горечь, когда думаю об этом; не такая уж я великодушная».

«Мы не владеем никем и ничем. Наши дети вырастают и уходят от нас, и иногда они умирают раньше нас. И, однако, мы продолжаем жить. Так как все, что у нас есть – это немного лет. Так давайте же брать то, что есть, так как мы не можем сделать большего. У меня был сын. У меня было желание достичь во всем совершенства. Что было, то было. У меня также был возлюбленный, большой человек, храбрый и добрый, и он сейчас снова со мной. Не хотелось бы мне когда-нибудь вновь остаться без него. Я…»

На этом слова обрывались.

Дэн поднял ее со стула и прижал к груди. В глазах у него блестели слезы.

– Помогло тебе то, что ты изложила все это на бумаге?

– Думаю, да.

– Тогда порви этот лист и выброси его. О, Хенни, Хенни, мы начнем все сначала.

На улице, возле ресторана, Пол распрощался с Хенни. Совершенно расстроенный, он провожал ее глазами, и его так и подмывало последовать за ней. Мгновение он стоял в нерешительности, разрываясь между двумя одинаково сильными желаниями: догнать Хенни и уйти одному.

Сколько в ней озлобленности и горечи! Так это непохоже на ту Хенни, которую он знал всю свою жизнь!

А Дэн такой подавленный, притихший… На мгновение перед его мысленным взором отчетливо вспыхнула картина: Дэн стоит где-то на огромной высоте и вокруг него люди кричат, хлопают в ладоши; действительно ли он помнил все это или просто он слышал эту историю столько раз, что она стала казаться ему собственным воспоминанием?