Золотая Цепь - [2]

Наступит ночь – опять я стану

Баюкать сам себя.

* * *

Мы – двое заблудших детей.

И, милостыню собирая,

Бредем наугад, без путей,

А злу ни конца и ни края.

Темно и пустынно. В глуши

Всё чуждое, всё неживое.

Нас двое, нас только двое.

Кругом ни души.

* * *

Мы оба – дети, оба

Две тени – ты и я —

Заброшены до гроба

В далекие края.

Мы два листка во власти

Безжалостных ветров,

И тянется ненастье,

И мир суров, суров.

В жестокой круговерти

Нигде не брезжит свет.

Кто нас спасет от смерти,

Коль скоро бога нет?

* * *

Мое жаркое солнце темнеет в тумане,

Погружаясь бессильно в кромешную тьму.

Но любовь твоя к сердцу спешит моему

И спасает во мгле – на пределе, на грани…

Точно мать, добротою бескрайней своей

Ты простила все промахи мне и паденья.

И на помощь спешила ты без промедленья,

Как к ребенку, – сквозь сумрак безрадостных дней.

Как дитя свое малое – душу мою

Полюбила ты сразу в часы испытаний…

Словно солнце, пробила дорогу в тумане,

Что набросил на сердце мое кисею…

Неподдельным чеканом, печатью, тавром

Твое имя оттиснуто в сердце моем.

* * *

Горек мой жребий,

Грустен очаг.

Мрачно на небе,

На сердце – мрак.

Спи, мое сердце,

Жизнь так пуста.

Некуда деться,

Ты – сирота.

Холодно, наго…

Тягостен вздох:

Где ж оно, благо?

Где же он, бог?

* * *

Приходят, как волны, дни

И вновь уходят волной…

Спи кротко, дитя, усни,

Глубь мира – лишь пламень злой.

Лик неба навек погас,

И горек земной простор.

Лишь я берегу твой час,

Спи кротко, лилия гор!

Спи, спи, мотылек, усни.

Цвет крыльев твоих измят…

Мы в дальнем плену одни…

Лишь трепет сердечный свят…

* * *

Избавьте меня от разлада

И мыслей, и слов,

От долгого, долгого ада

Болезненных снов.

Душа побывала в зените,

А ныне скорбит.

Любовью меня исцелите

От горьких обид.

Как радость приемлю мученье —

Таков мой обет.

И все-таки нет излеченья

От муки и бед.

Сраженный обманом и ложью,

Объятый тоской,

Не верю ни истине божьей,

Ни правде людской.

* * *

Сжигали тебя беспощадно

Пустой суетой,

Любовной тщетой

И злобностью жадной.

И вот, как ребенок открыт,

Выходишь ты снова

К ударам готовый…

Твоя беззащитность – твой щит…

О шкипер, отважный и мудрый,

Тебе я сдаю

Лодчонку свою —

Кораблик свой утлый.

Один только ты, капитан,

Недремлющий, строгий,

Все знаешь дороги

Сквозь этот кромешный туман…

* * *

В златотканой одежде явилась ты,

Грустноокая осень… В туманной мгле

Листья тихо падают с высоты

И шуршат, как шелк, скользя по земле.

Всепрощающе ясен, глубок твой взгляд,

Ты пленяешь таинственностью меня.

Тихой кротостью вздохи твои звучат, —

Колыбельная на исходе дня.

Солнцу гаснущему, и песне твоей,

И шуршанью, и грусти твоей – привет.

О любимое время души моей,

Моя нежная осень, закатный свет…

* * *

Ты видишь, как уходят дни, как скор,

Как скор их шаг, а память ненадежна?

Кто обнимает нежно, осторожно

Твой тонкий, тонкий стан с недавних пор?

Кто слушает твой сладкий, сладкий вздор,

Глядит в глаза и – думать невозможно! —

Подмешивает свой огонь тревожно

К огню, которым твой исполнен взор?

Бывало, я встречал весну зимой,

Ну а в апреле – зимнюю усталость.

Но что теперь в моей душе осталось

От этих дней? Пожалуй, лишь немой,

Беспомощный, непреходящий бред,

Что на тебе сошелся клином свет.

ГАЗЕЛЛА

Дорогому Паоло Макинцяну

Дни прошли, эти дни, для меня ничего не осталось.

Дуги радуг, огни да огни, – для меня ничего

                                                                   не осталось.

Как весенних цветов лепестки и как чаши пылающих роз,

Ветер всё разметал, о, взгляни! – для меня ничего

                                                                   не осталось!

И меня кто любил, но кому я не отдал, не отдал души, —

Все исчезли, исчезли в тени, для меня ничего

                                                                   не осталось.

И кого я любил, ах! любил – болью сердца, безумьем моим

Опьянясь, отошли и они, для меня ничего не

                                                                   осталось!

И зима над моей головой, холодна, глубока и нема.

Ключ иссяк, не звени! не звени! ничего, ничего

                                                                   не осталось.

* * *

Опять спустилась ночь, опять! И снова

Ты – одинока, ты – обнажена.

Во власти ты смущения больного,

И страхом, страхом снова ты полна!

Как лист, встречая ветер предосенний,

Трепещешь ты, как стебель камыша,

Ты пред собой сама без сил, без охранении,

Ты пред собой сама – моя душа!

* * *

И я вспомнил карету, что нас

В ночь везла под дождем проливным,

И журчание вкрадчивых фраз,

И волос твоих сладостный дым.

Вспомнил сад под названьем «Эдем»

И твои поцелуи в саду,

Как был счастлив я, счастлив и нем,

У пылающих звезд на виду.

И прощание наше, когда,

Друг на друга почти не взглянув,

Мы расстались с тобой навсегда,

Руки холодно лишь протянув.

Но мне видится издалека

То свиданье, тот памятный час,

Как одна золотая строка,

Что повсюду преследует нас.

* * *

Черным, черным хочу обволочь

Я любовь – поплотней, поплотней…

Факел, факел задуть, чтобы ночь

Распростерлась над жизнью моей.

Я закроюсь, закроюсь, угрюм,

В своей келье – один, наяву,

В океане мечтаний и дум

В свет и тьму поплыву, поплыву.

По надежной росистой тропе

Ты пускайся, пускайся же в путь,

И еще незнакомым тебе

Пусть волнением полнится грудь…