Зоино золото - [112]

Они увозили все.

Дверь в прихожую была открыта. Мужчины в спецовках пытались вынести обеденный стол через главный вход. Их послал доктор Линдквист или его сестра — взяла на себя заботы, пока брат лежит в больнице с пневмонией. Она хотела очистить поле боя. Хотела избавиться от бумаг Зои — если уже не избавилась.

Грузчики вышли на улицу. Эллиот рванул через прихожую вверх по лестнице. Может, Линдквист уже поправился. Может, он был в доме, поднялся в студию и нашел все: бумаги, компьютер, постель.

Он зашел в гостиную. Мебель исчезла. Стол Зои исчез. Чехлы разбросаны по полу.

Слишком поздно.

А потом он увидел коробки с архивом. Они были сложены рядом с печкой. Он опустился на колени, открыл верхнюю коробку. Письма были внутри.

Он поднялся в студию. Спираль писем по-прежнему лежала на полу, хоть и в некотором беспорядке. Страницы перевернуты, некоторые разбросаны по комнате. Часть фотографий упала. Но компьютер лежал там, где Эллиот его оставил, на столе.

Уничтожить улики. Он сгреб письма с пола, сорвал со стен оставшиеся фотографии и запихал все в коробки. Тень его кривлялась на позолоченной поверхности панели, стремительная, вороватая, словно первые наброски художницы, схватившейся за карандаш.

Золото — благородный металл. Оно все озаряет, но верно хранит секреты.

Он остановился. Что станет с письмами, после того как их заберут грузчики? Какая судьба их ждет?

Миф о Зое пластичен и прибылен. На карту поставлены репутации. Истина неуклюжа, парадоксальна и может стать помехой. Перед его глазами вспыхнула дробилка в саду доктора Линдквиста, сам доктор и его сестра, невозмутимо бросающие в нее связки писем и фотографий, одну за другой.

Он подошел к окну. Внизу грузчики мучились с обеденным столом, пытаясь понять, как он разбирается. С того места, где они стояли, им не был виден «вольво».

Он знал, что делать.

Понадобилось четыре захода, чтобы перенести все обратно в гостиную. Окно выходило на задний двор. Он схватил самую прочную на вид коробку и выбросил на снег. Она приземлилась с негромким стуком и перевернулась, половина содержимого высыпалась. За ней последовали еще четыре коробки. Самые мелкие он завернул в чехол и выбросил все вместе.

Он поспешил вниз по лестнице с ноутбуком через плечо и тремя последними коробками под мышкой. Рабочие загружали обеденные стулья, из кабины гремело радио.

Он подогнал «вольво» к дому и бросил коробки на заднее сиденье. Письма все еще были рассыпаны по земле. Он наклонился и начал собирать их. Из-за забинтованной руки не получалось как следует ухватить бумаги. Он совал их в карманы и за пазуху. Он должен забрать все.

— Эй!

Он поднял взгляд. У двери в кухню стоял мужчина. Эллиот прижал последние письма к груди и попятился к машине.

— Я был другом, — сказал он. — Ее другом.

Мужчина обернулся на дом. Молодой, высокий. Со светлыми волосами и бородой.

— Вернусь в другой раз.

Мужчина не двигался, похоже, он не знал, что делать.

Эллиот забрался в машину, дал задний ход, колеса буксовали в снежной жиже. Из дома вышел еще один грузчик, он разговаривал по мобильному. Когда «вольво» вывернула на дорогу, он бросился вдогонку.

42

К списку обвинений добавлено воровство.

Он возвращался на шоссе, стараясь не слишком спешить, и думал, что это не такой уж большой грех. Более того, ему казалось, что он поступил совершенно естественно, в соответствии со своей природой, которую он большую часть жизни держал в узде исключительно из страха: Маркус-экспроприатор, Маркус-вор. В случившемся было что-то освобождающее, что-то волнующее.

Демичев понял это с первого взгляда: вот человек, с которым можно иметь дело, который «в тени» — как рыба в воде. Остальные тоже чувствовали это и инстинктивно сохраняли дистанцию.

Он смотрел в зеркало, пока не выехал за пределы Сальтсёбадена. В машине полно бумаг, писем и фотографий, разбросанных по сиденьям и грязному полу. Они лежат у него на коленях, забились под педали. Но по крайней мере сейчас они в безопасности. Зоя в безопасности. Еще полчаса, и было бы слишком поздно.

Он так же оправдывался перед самим собой за новгородские иконы, те, что вывез контрабандой из России. Он спасает сокровища, будущее, которое иначе будет утрачено, вещи, до которых миру нет дела. Только теперь это было правдой.

Они скоро узнают — Линдквист, Корнелиус, Демичев. Они обнаружат, что он забрал бумаги, и предположат худшее: в них содержится нечто важное, нечто, что может быть использовано против них. Но их дальнейшие действия не так очевидны. Скорее всего, раздобудут ордер на арест. Полиция будет ждать его в аэропорту. Возможно, они даже просмотрят журналы регистрации в гостиницах, чтобы узнать, где он остановился. Корнелиус и его банда вполне способны это провернуть. У них есть связи в МИДе. Они имеют отношение к государственным делам.

Он бежит, но куда? Куда ему податься?

На окраине Стокгольма он съезжает на обочину. Опускается вечер, и машин на дороге становится все больше. Фары проносятся мимо нескончаемой вереницей, ослепляют его, спускаясь с холма. Люди едут домой. Они точно знают куда. В отличие от него. Его жизнь разворачивается в ином ритме, подвержена иным силам. С рождения на нем стоит клеймо одиночки.