Знай мое имя. Правдивая история - [143]

Теперь что касается приговора. Когда я прочитала отчет уголовно-исполнительной инспекции, то глазам своим не поверила. Вспыхнувший гнев быстро перерос в глубокую грусть. Я так долго боролась, что не могу позволить инспектору свести все мои усилия на нет — инспектору, которая пыталась оценить мое состояние и мои пожелания в пятнадцатиминутном телефонном разговоре, большую часть которого я потратила, отвечая на ее вопросы. Важен контекст. Когда я говорила с ней, Броку еще только предстояло написать свое заявление, и я тогда не знала, что он скажет.

Моя жизнь остановилась больше чем на год. Это был год гнева, страдания и неопределенности. Потом присяжные вынесли свой вердикт, который восстановил справедливость. Если Брок раньше признал бы свою вину, раскаялся и предложил уладить это дело, я согласилась бы на смягчение приговора, отдавая должное его честности, благодарная за то, что мы оба можем жить дальше. Но он рискнул и пошел в суд, добавив ко всему еще и оскорбления, заставив меня выставить на всеобщее обозрение и свою боль, и свою личную жизнь, и все подробности сексуального насилия надо мной. Он обрек меня и мою семью на невероятные, никому не нужные страдания, и должен отвечать за последствия своего преступления, за то, что поставил под сомнение мою боль, за то, что заставил нас всех так долго ждать справедливости.

В телефонном разговоре я сказала инспектору, что не хочу, чтобы Брок гнил в тюрьме. Я не говорила ей, что он не заслуживает отправиться за решетку. И предложенный инспекцией срок менее года в окружной тюрьме — это просто каникулы, насмешка, стирающая всю серьезность совершенного преступления, оскорбление, брошенное лично мне и всем женщинам в моем лице. Это послание всем нам, что совершенно посторонний человек может овладеть тобой без твоего согласия, и получит за это меньше минимально установленного законом срока. Но в этом случае не может быть условного срока. Также я сказала сотруднику инспекции, что действительно хотела бы, чтобы Брок осознал и признал свою вину.

К сожалению, речь обвиняемого меня глубоко разочаровала. Похоже, ему чужды как искреннее раскаяние, так и ответственность за свои действия. Я уважала его право обратиться в суд, но даже после того, как двенадцать присяжных единогласно признали его виновным в трех тяжких преступлениях, все, в чем он признался, — это употребление алкоголя. Но человек, не готовый взять на себя ответственность за свои проступки, не заслуживает смягчения приговора. Мне кажется глубоко оскорбительным, что он пытается свести сексуальное насилие к понятию «беспорядочные связи». По определению, изнасилование — это не наличие распущенности, а отсутствие согласия, и меня не на шутку возмущает, что он неспособен увидеть эту разницу.

Сотрудник уголовно-исполнительной инспекции ссылается на то, что обвиняемый еще молод и не имеет криминальной истории. По моему мнению, он достаточно взрослый, чтобы понимать, что его действия были недопустимы. В этой стране в восемнадцать лет тебя могут призвать в армию. Думаю, когда человеку исполняется девятнадцать лет, он уже вполне взрослый, чтобы понести наказание за попытку изнасилования. Конечно, он молод, но все-таки довольно зрел, чтобы отдавать себе отчет в своих действиях.

Поскольку это первое его нарушение закона, я понимаю причины такого снисхождения. С другой стороны, общество не вправе прощать первое сексуальное насилие, в какой бы форме оно ни было совершено. В этом нет никакого смысла. Серьезность подобного преступления очевидна, мы не должны создавать предпосылок для того, чтобы люди путем проб и ошибок выясняли, насколько подобное неприемлемо. Изнасилование должно караться довольно серьезно, чтобы люди боялись совершать его даже будучи пьяными. Последствия для насильников должны быть довольно суровыми, чтобы служить мерой предотвращения.

Уголовно-исполнительная инспекция привела в качестве аргумента тот факт, что ему пришлось отказаться от заработанной с таким трудом спортивной стипендии. Но то, как Брок умеет быстро плавать, не уменьшает тяжести того, что он сделал со мной, и не должно смягчать наказание за это. Если кто-нибудь из неблагополучной семьи впервые обвинялся бы в трех тяжких преступлениях и не признавал бы ответственности за свои действия, сожалея разве что о количестве выпитого, какой был бы вынесен ему приговор? Тот факт, что Брок был спортсменом в престижном университете, не должен рассматриваться как смягчающее обстоятельство. Напротив, на его примере следует объяснять, что сексуальное насилие — это преступление, и наказание за него не должно зависеть от социального положения обвиняемого.

Инспектор заявила, что, по сравнению с другими преступлениями аналогичного характера, это дело может быть отнесено к менее тяжким, если учитывать уровень опьянения подсудимого. Но для меня оно было тяжким. Больше мне нечего добавить.

Что он такого сделал, чтобы заслужить этот отдых? Он принес извинения лишь за выпивку. Ему только предстоит признать, что он сотворил со мной. На протяжении всего суда он оскорблял меня. Его признали виновным в трех тяжких преступлениях, так не пора ли ему самому признать и принять последствия своих действий? Нет, не получит он тихого прощения. Он на всю жизнь останется человеком, совершившим сексуальное преступление. От этого ему никуда не деться. Как и мне никуда не деться от того, что он со мной сделал. И спустя годы это будет меня преследовать. Это теперь навсегда со мной, это стало частью меня и навсегда изменило мою личность, мое самосознание и самооценку, изменило мою текущую жизнь и повлияет на будущую.