Знатная леди - [81]

Затем она умчалась переодеваться в платье для верховой езды, а вскоре на Кэмден-Плейс появился и Ниниан. Поручив своего взятого напрокат жеребца заботам Джеймса, он вошел в дом, дабы засвидетельствовать свое почтение мисс Уичвуд и сообщить ей, что, хотя ему нисколько не хотелось присоединяться к экскурсии, организованной мистером Бекенхемом, но он счел себя обязанным сделать, чтобы убедиться, что с Лусиллой ничего не случится.

– Я подумал, что и вы захотите быть в этом уверенной, мадам! – торжественно провозгласил он.

Трудно было представить, что плохого могло случиться с Лусиллой в столь избранной компании, но мисс Уичвуд тем не менее поблагодарила его, сказав, что теперь будет спокойна и надеется, что он все-таки получит удовольствие от участия в экскурсии. Она прекрасно знала, что он ревнует девушку к Гарри Бекенхему, и догадалась, что забота о безопасности Лусиллы стала для него предлогом принять приглашение, которое было слишком соблазнительным, чтобы от него отказаться. Догадка превратилась в уверенность, когда он, напустив на себя небрежный и скучающий вид, заявил:

– О да! Я тоже на это надеюсь! Признаюсь, мне хочется взглянуть на красоты графства Хейтроп. А поскольку далеко не каждому предоставляется возможность полюбоваться усадьбой в частном порядке, то было бы жаль упустить ее. Полагаю, это стоит того, чтобы взглянуть.

Мисс Уичвуд без тени улыбки согласилась с ним, ничем не выдав изумления, которое вызвала у нее мгновенно возникшая перед ней картина: молодой мистер Элмор поражает свое семейство и знакомых небрежным упоминанием об элегантности и прочих достопримечательностях герцогского родового гнезда, каковое он посетил – частным образом, разумеется, – во время своего пребывания в Бате.

Через несколько минут она проводила кавалькаду в путь, будучи твердо уверена в том, что мистер Карлетон при всем желании не смог бы упрекнуть ее ни в чем. А если он все-таки нашел бы, к чему придраться, то она с превеликим удовольствием напомнила бы ему, как, уходя столь внезапно с ее вечеринки, он заявил, что, поскольку Ниниан и Гарри Бекенхем не оставляют Лусиллу своим вниманием, ему самому нет никакой нужды неустанно присматривать за ней.

Остаток утра прошел без всяких происшествий, но вскоре после того, как леди Уичвуд удалилась к себе, чтобы немного отдохнуть, по своему обыкновению, к мисс Эннис, вновь вступившей в сражение со счетами, прибыла незваная гостья.

– Вас желает видеть леди Айверли, мисс, – доложил Лимбури, протягивая своей госпоже серебряный поднос, на котором лежала визитная карточка. – Насколько я понимаю, она – достопочтенная родительница мистера Элмора, посему я позволил себе пригласить ее в гостиную, полагая, что вы бы не хотели, чтобы я сказал ей, будто вас нет дома.

– Леди Айверли? – воскликнула мисс Уичвуд. – Что, ради всего святого… Нет, разумеется, я не хочу, чтобы вы сказали ей, будто меня нет дома. Я немедленно приду к ней.

Она отложила счета в сторону и, бросив мимолетный взгляд в старинное зеркало, висевшее над камином, убедилась, что прическа ее пребывает в полном порядке, после чего поднялась по лестнице в гостиную.

Там ее встретила стройная леди в облегающем платье из бледно-лилового шелка и шляпке с вуалью. У платья имелся полушлейф, с плеч женщины ниспадала шаль, а с запястья свисал небольшой ридикюль. Страусовые перья на ее шляпке поникли, да и весь ее облик был каким-то понурым и безжизненным.

Мисс Уичвуд подошла к ней с дружелюбной улыбкой.

– Леди Айверли? Как поживаете?

Леди Айверли откинула вуаль, явив хозяйке осунувшееся лицо, носившее следы былой красоты, на котором выделялись огромные, глубоко ввалившиеся глаза.

– Вы и есть мисс Уичвуд? – спросила она, с тревогой глядя на Эннис.

– Да, сударыня, – ответила Эннис. – А вы, полагаю, мама Ниниана. Я очень рада с вами познакомиться.

– Так я и знала! – с надрывом вскричала вдруг женщина. – Увы мне, увы!

– Прошу прощения? – недоуменно осведомилась Эннис.

– Вы так красивы! – пробормотала леди Айверли, закрывая лицо руками в перчатках.

В голову мисс Уичвуд закралось подозрение, что она имеет дело с душевнобольной. Прибегнув к успокаивающему, как она надеялась, тону, она сказала:

– Боюсь, вы немного не в себе, сударыня, почему бы вам не присесть? Я могу чем-нибудь помочь? Стакан воды, быть может… или чашечка чаю?

Леди Айверли подняла голову и распрямила поникшие плечи. Руки ее упали вдоль тела, глаза вспыхнули, и она вдруг с горячностью воскликнула:

– Да, мисс Уичвуд! Вы можете вернуть мне моего сына!

– Вернуть вам вашего сына? – растерянно переспросила мисс Уичвуд.

– Я не требую от вас проникнуться чувствами матери, но вы же не можете быть настолько бессердечной, чтобы остаться глухой к ее мольбам!

Мисс Уичвуд поняла, что перед ней стоит вовсе не душевнобольная, а чрезвычайно экзальтированная женщина с ярко выраженной склонностью к мелодраматическим эффектам. Она никогда не питала особой симпатии к людям, падким на столь дешевые сцены, и сочла леди Айверли не только глупой, но и дурно воспитанной. Впрочем, она попыталась скрыть свое презрение и мягко сказала: