Знание-сила, 2009 № 09 (987) - [39]
Из находящихся у меня его писем следует, что ранее он лечился в неизвестном мне «санатории в Сокольниках».
В конце 1922 г., когда я разыскала его, <М.Ф. Достоевский> находился «на призрении в больнице хронических болезней имени Короленко».
И далее щемящие подробности первой встречи:
Сорокалетний мужчина с изможденным, но живым, подвижным лицом и быстрой, не лишенной остроумия, юмора речью. Его решительно никто не посещает, у него нет никого близких и никаких средств. С идиотами, паралитиками вокруг, в общей палате, прокуренной и грязной, он пытается что-то писать о китайском фарфоре, эмали, но у него нет ни особого стола, ни бумаги, ни денег на бумагу. С туберкулезом легких он год не был на воздухе, потому что спустить его в кресле со второго этажа стоит слишком дорого. У него нет теплых вещей, да и вообще ничего нет. Он ухватился за меня, и сейчас я завалена его просьбами и поручениями, и всякими делами, относящимися к нему.
Экслибрисы М. Достоевского. Коллекция Б. Вилинбахова, Некрасовская библиотека. Москва
К большой радости В.С. Нечаевой, Милий Федорович, утративший почти все семейные связи и «мало интересовавшийся своим знаменитым родственником», оказался все же обладателем одной из рукописей своего деда — Михаила Михайловича Достоевского (старшего брата писателя), которую он и преподнес ей.
Это была черновая тетрадь, куда М.М. Достоевский заносил на рубеже 1840-х — 1850-х годов записи, относящиеся к задуманным им произведениям, отдельные подслушанные им в народе выражения и замечания. Кроме того, там были наброски к незаконченному роману «Деньги» и к также незаконченной пьесе «Мачеха».
Подарок пробудил в исследовательнице интерес к личности и творчеству старшего брата Федора Михайловича Достоевского. Она захотела написать о нем книгу.
Тяжелая атмосфера жизни Милия Федоровича отразилась и в письме к М.В. Волоцкому:
Не откажите через подателя сего сообщить мне в письменной форме, в каком положении мои дела у проф. Н.К. Кольцова. Могу ли я рассчитывать хотя бы на академический паек; и какие формальности нужны для того? Вопрос о санатории или вообще об улучшении моего положения, вероятно, затянется, а между тем я голодаю, и паек (если его можно получить) мне был бы очень кстати. Кроме того, я сижу без копейки и очень прошу Вас, если нетрудно, пустить в мою пользу подписной лист, может быть, можно будет собрать хотя бы немного денег. Конечно, было бы самое лучшее, если бы Вы приехали лично ко мне: было бы удобнее переговорить, кроме того, я подготовил Вам кое-что о Достоевском новое; жду Вас очень и Вашего ответа через подателя сего, как бы тяжел для меня он ни был. Лучше знать горькую истину, чем ждать напрасно. Простите, что отнимаю у Вас время, еще раз жду Вас и Вашего ответа на интересующие меня вопросы. Крепко жму руку.
Весной 1923 года в жизни М.Ф. Достоевского наконец происходит некоторое облегчение: 16 марта благодаря хлопотам М.В. Волоцкого и В.С. Нечаевой, а также помощи Наркома здравоохранения Н.А Семашко его переводят в университетскую клинику, а оттуда — в общежитие Дома ученых ЦЕКУБУ. Приблизительно в это время с Милием Федоровичем встречается его дальняя родственница — Лидия Алексеевна Спивак-Иванова (внучка сестры писателя, Веры Михайловны). Вот что она рассказывала автору этих строк при личной встрече:
В 1924 году я перебиралась в Казань с Кавказа, где мы тогда жили, проездом через Москву. Сестра Елена предложила мне посетить Милия Федоровича Достоевского, которого раньше я никогда не видела… Он показался очень старым. Потому, наверное, что был совсем седым. Он говорил, что очень много работает, но я ведь ничего в его работе не понимала.
Над чем же в это время работал Милий Достоевский? Об этом можно судить по списку его публикаций, представленному в комиссию учета научных работников Академии наук СССР: статья «Искусство Китая», обзор «Новые востоковедные журналы за границей», а также рецензии 1925–1926 годов в журнале «Печать и революция». Одновременно Милий Федорович собирал материалы для составления биографического сборника отечественных востоковедов, распространяя среди коллег специально разработанную им анкету. Увы, эта работа осталась незаконченной.
Память другой его родственницы — Елены Юрьевны Агарковой (племянницы Л.А. Спивак-Ивановой) — сохранила курьезный эпизод, явно относящийся к этому времени:
В своей зарубежной переписке он всегда подписывался как «Милиус». Дело в том, что однажды Милий Федорович получил от кого-то из немецких коллег письмо, адресованное… «фрейлин Эмилии Достоевской».
Из-за чрезвычайной редкости имени в жизни Милия Федоровича часто возникали курьезные ситуации. Первый казус произошел с ним еще при крещении. В письме к Анне Григорьевне Достоевской его отец — Федор Михайлович (младший) — признавался:
Все удивляются, что я дал такое ему имя, дал я его в честь великого музыканта Балакирева. Даже поп, и тот был поражен и не хотел его крестить, пока я ему не показал в святцах это имя, тогда только он его окрестил.
Елена Юрьевна Агаркова поделилась и подробностями от личной встречи:
