Знание-сила, 2007 № 12 (966) - [18]
В ряде исследований, изложенных в этих статьях, она показала, что сойки, как и другие врановые, умеют не просто прятать про запас разную пищу, но и запоминать, где и, главное, когда они что спрятали. Это требует «эпизодической памяти», которая до сих пор считалась присущей только людям и высшим обезьянам. В другой работе Клэйтон связала поведение птиц с особенностями их мозга. Мало того, что мозг соек, как она показала, по своим размерам (относительно веса тела) превосходит мозг обезьян, так еще, как оказалось, этот мозг способен отвечать на тренировку. Один из участков мозга, гипокамп, у соек, участвовавших в опытах по запрятыванию пищи, увеличивался в ходе экспериментов, как растут мышцы у тренирующегося спортсмена.
Но, пожалуй, самая интересная работа Клэйтон связана с поведением соек-воровок, то есть таких птиц, которые подсматривают за товарками, прячущими пищу про запас, а потом крадут эту пищу с их «склада». В остроумном, как для нее обычно, эксперименте Клэйтон показала, что такие птицы-воровки чаще других сами перепрятывают пищу, если видят, что при ее первом запрятывании присутствовала какая-нибудь «слишком любопытная» товарка. Иными словами, они «подозревают» своих товарок в намерении сделать то, что сделали бы сами. Такое сложное поведение можно объяснить, предположив, как это и сделала Клэйтон, что сойки способны «понимать», что другие птицы могут вести себя так же, как они сами.
Такая когнитивная способность пока известна только у человека и обычно связывается с наличием у людей языка и речи. Специалисты называют ее «теорией мышления» и определяют как способность понимать, что другие подобные тебе существа имеют такие же желания и цели, как ты сам. Даже у обезьян существование такой «теории мышления» оспаривается, что уж говорить о птицах. Многие коллеги считают, что этот эксперимент Клэйтон нужно толковать как-то иначе. Их спор все еще не решен, и однозначного мнения о том, что понимают птицы, пока еще нет. Но то, что наука, благодаря работам Клэйтон, стала лучше понимать птиц, это несомненно.
Олег Будницкий
Белый барон — генерал Врангель
Барон Врангель, культовая фигура белого движения, — человек, который в известном смысле спас его честь. Потому что новороссийская катастрофа была не только разгромом армии Деникина, белых войск на юге России, это была моральная катастрофа: паническая эвакуация, масса пленных, жестокость, безобразия, творившиеся в Новороссийске... Врангель сумел из разлагавшейся армии создать армию действующую, одержавшую над красными ряд побед, армию, которая вела упорные арьергардные бои с превосходящими во много раз силами противника. Наконец, он сумел провести образцовую эвакуацию.
Но прежде — о личности генерала Врангеля. Что это был за человек? Как он вырос, сформировался как личность?
Отец генерала Петра Врангеля, Николай Егорович Врангель, был человеком незаурядным, одним из немногих Врангелей, кто избрал не военную карьеру, а карьеру предпринимателя.
Поначалу весьма неудачно взялся поставлять сухари русской армии в период Русско-турецкой войны 1877-78 годов и разорился. Но потом вновь встал на ноги и пошел по части бизнеса, как сказали бы сейчас; был в Ростове-на-Дону долгие годы представителем российского Общества пароходства и торговли, входил в состав совета директоров ряда предприятий, в частности, нефтяных. Нажил неплохие деньги, потом переехал с семьей в Питер — Врангели держали квартиру из десяти комнат на углу Бассейной и Знаменской. Николай Егорович был потомком шведских баронов (по другим сведениям — немецких), служивших России века с XVII. Но по одной из линий был и потомком арапа Петра Великого, Ганнибала, то есть родственником Пушкина, а именно — троюродным внучатым племянником. Какие-то гены, может быть, сказались: Николай Егорович писал пьесы, в частности, из истории Смутного времени, для актрисы Стрепетовой — была такая звезда русского драматического театра. А потом, после революции, бежав в 1918 году из Петрограда, он написал замечательные мемуары — «От крепостного права до большевиков». Воспоминания переизданы, вышли недавно в издательстве «Новое литературное обозрение». Николай Николаевич Врангель, средний сын Николая Егоровича, был известнейшим историком искусства и критиком. Вскоре после начала Первой мировой войны он поехал на фронт в качестве сотрудника Красного креста, заболел желтухой и умер. В 1916 году вышла книга, ему посвященная, — «Венок Врангелю».
Плакат
Мария Дмитриевна, мать Петра Врангеля, также заслуживает отдельного разговора. Она сирота, фамилия ее девичья — Дементьева-Майкова, выросла в сиротском приюте, занималась педагогической деятельностью. Самое интересное и значительное для истории в ее жизни начинается после революции в эмиграции. Там она стала собирать материалы по истории русской эмиграции, назвала это «Живая летопись живых». Сейчас ее очень обширная коллекция — более 50 коробок документов — находится в Гуверовском архиве в Стэнфорде. Колоссальное собрание! Автобиографии писателей от Алданова до Ходасевича, фотографии этих людей. Тематические наборы фотографий — Русская церковь в эмиграции, армия в изгнании, художники, ученые и т.д., и т.п. Поразительно, что все это — дело рук и энтузиазма одной женщины, которой выпала, может быть, самая горькая на свете доля — не только лишиться родины, но и троих сыновей. Младший умер от дифтерита в раннем возрасте, средний — от желтухи во время войны и старший, Петр, в 1928 году. А Мария Дмитриевна дожила до 1944 года. До конца дней своих она получала пенсию, между прочим, от Русского Общевоинского союза, что тоже весьма любопытно и представляет сюжет для отдельного разговора.
