Знание-сила, 2005 № 07 (937) - [31]
С террористами вели борьбу полицейские
Многие, даже принципиальные противники террора, расценивали это событие как справедливое возмездие, как грозу, которая очистит затхлую атмосферу Надо признать, что значительная часть общества в начале XX века приняла террор. Савинков отмечал в воспоминаниях, что «авторитет нашей партии после убийства Плеве вырос необычайно, и пожертвования на дело Боевой организации стали исчисляться десятками тысяч рублей».
Трудно однозначно осудить или оправдать и террористов, и представителей власти, против которой они боролись. В исторической перспективе Вячеслав фон Плеве многим видится иначе, чем в начале века. «Деятельный администратор, прекрасно управлявшийся с рычагами государственной машины.., человек резкий, который часто отдавался во власть отрицательных эмоций», — сказано в современном учебнике истории. «Политика его сводилась к всеобщему усмирению», — уточняет автор, оставляя в стороне очевидное: государственная машина была неуклюжей телегой, которая увязла в грязи. А усмирение по Плеве, — это образец оскудения государственной идеи в России. До сих пор трудно без содрогания читать газетные сообщения о пасхальных днях 1903 года, когда плотная толпа во главе с пещерными антисемитами на два дня захватила город Кишинев, громила дома и убивала без разбора неугодных им «инородцев» при полном отсутствии полиции. Политический террор в начале XX века — не только деятельность подпольных боевых групп революционеров, но и многочисленные акты насилия, которые поощряла и поддерживала государственная власть на самом высоком уровне. Об этом прямо заявил Лев Толстой в обращении после кишиневского погрома.
История политического террора в России в начале XX века обладает неприятным свойством; политические деятели, прозорливые и дальновидные, внезапно показывают свойства низменные и дурные. Николаевский прямо называл знаменитого реформатора Столыпина «полицейским руководителем» провокатора Азефа наряду, конечно, с Герасимовым. Столыпин одобрил «систему» Герасимова — сознательно оберегать от арестов те группы революционеров, где гнездились полицейские агенты. Через Герасимова Столыпин задавал Азефу вопросы не только о нелегальной деятельности, но и о настроениях и планах революционных партий. Столыпин «выслушивал эти сообщения с живейшим вниманием».
Когда энергичный премьер-министр убедился, что «сбоев в машине террора не будет» и боевая организация эсеров во главе с Азефом ему не угрожает (взрыв на его даче в Петербурге организовала отделившаяся группа эсеров-максималистов), наступило время для новых замыслов. К тому времени Азеф решил перебраться за границу, где находилось руководство партии эсеров. Азефа вполне устраивала роль политического советника правительства. Изредка он сообщал об обстановке в России, в том числе, что боевики «завязали связи с царским конвоем».
Покушение на Николая II никогда не было особой целью боевых групп: технические трудности и сомнительный результат — особых эмоций личность царя в те дни не вызывала. Азеф по праву старшего товарища и члена ЦК партии рекомендовал заняться разведкой и связаться с сочувствующими революционному делу солдатами и казаками царского конвоя. Получалось, что ЦК партии предварительно решил вопрос о цареубийстве «в положительном смысле». Сведения были представлены Столыпину.
Столыпин проявил удивительный интерес к отрывистым донесениям Герасимова. Николаевский уверен, что Столыпин «обеими руками ухватился за мысль создать громкое дело о заговоре против царя». Его решительные планы непопулярных реформ не находили ни малейшей поддержки в государственной думе. Но только она могла утвердить нужные Столыпину изменения законов. Нужна была другая Дума. Можно указать на эсеров, которые имели 37 представителей в Думе и одновременно готовили террористическую атаку. Герасимов при помощи агентов и провокаторов собрал некие доказательства. С трибуны Думы Столыпин с большим ораторским искусством изложил полицейскую версию событий. Во время его выступления в Таврическом дворце бушевала буря. Оставалось нанести непокорной Думе последний удар.
Через несколько дней после приговора суда и казни революционеров Герасимов получил генеральские эполеты, но через два года Герасимов должен был уйти с поста начальника охранного отделения. В последние дни работы он сам обратился к агентам «центрального значения», связь с которыми поддерживал лично, не извещая департамент полиции. Герасимов предложил им решить, хотят ли они оставить службу или будут переданы его преемнику. «Некоторые из наиболее ответственных агентов, — признавался Герасимов, — предпочли первое».
Азеф к тому времени был раскрыт и проклят революционерами. Но архив петербургского охранного отделения почти целиком погиб в 1917 году; как говорили, был «подожжен с четырех сторон». Провокаторы вместе с революционерами продолжали делать свое дело.
Олег Грибков
Терапия от Танатоса
Лечение смертью?! Ужас какой. Между тем именно так переводится с греческого название одной из современных психотерапевтических практик: «танатотерапия».
