Знание-сила, 2001 № 10 (892) - [36]
Итак, кривое дерево человечества (выражение Канта, не мое). Нужно представить себе ствол, тянущийся из глубины миллионолетий и образованный стоящими на плечах друг у друга фигурами «гоминидов». Эта картина отражает такое понимание человеческой эволюции, когда каждый предыдущий вид наших предков дает начало следующему виду, а тот следующему, пока дело не доходит до нас с вами. Ну вроде как в Библии: общий предок человека и обезьяны «роди» Австралопитека вида анаменсис, тот «роди» Австралопитека вида афаренсис, афаренсис путем мутации (эволюции) «роди» Гомо хабилиса, тот – Гомо эректуса, а уже этот, наконец, – Гомо сапиенса.
Такая вот, грубо говоря, стройная, прямолинейная, древоподобная эволюция. Недаром говорится: генеалогическое древо. Если же на древе обнаруживаются какие-то боковые ветви, то обязательно тупиковые. Скажем, рядом с Австралопитеком анаменсисом вдруг появляется Ардипитекус рамидис (то есть находят новый череп того же возраста, но с совершенно другой, скажем, зубной эмалью или покатостью лба). Ну его тут же объявляют боковой ветвью, а чтоб не мешал стройности цепочки «роди… роди… роди…», добавляют, что ветвь тупиковая и вымерла без продолжения. Приговор: потомков не было, ветвь исчезла без последствий для человеческой генеалогии. Как впоследствии неандертальцы. Мы появились – неандертальцы вымерли. Для нашего удобства, видимо, чтобы не портить картину непрерывного прогресса – от амебы до его величества человека.
Некоторых ученых эта картина, однако, чем-то раздражала. Скорее всего, своей деревянной (древесной) прямолинейностью. Их настораживал именно тот факт, что такая стройная прогрессивная прямолинейность достигается за счет провозглашения всего, что существовало рядом с «основным» стволом, «боковой» и «тупиковой» ветвью. В природе так не бывает, горячились они. По их представлениям, новый вид не мог появляться из старого путем тупого прямолинейного развития одного из другого. Появлению нового вида, говорили эти эволюционисты (Стивен Дж. Гулд – один из самых страстных среди них), обязательно предшествует лихорадка эволюционной активности. Иными словами, возникает множество разновидностей, слегка, а потом и не так уж слегка отличающихся от типичной прежней. Многие из этих разновидностей продолжают сосуществовать и далее, постепенно все более расходясь, образуя новые виды и продолжая тем же путем эволюционировать и дальше. И никто из них не «выше» и не «ниже» других, нет среди них «главного ствола» и «боковых ветвей». Поэтому нельзя воображать себе эволюцию как ствол, неукротимо тянущийся к некой вершине, – эволюция больше похожа на гигантский кустарник, покрывающий огромное поле и состоящий из множества более мелких, но тоже очень сложных кустов.
По отношению к человеку это новое представление об эволюции требовало допустить, что путь становления Гомо сап иене много сложнее представленного выше «роди… роди… роди…», что и тут могли одновременно сосуществовать многие веточки соответствующего куста, просто мы их до сих пор еще не нашли.
Упомянутые выше новые открытия замечательны именно тем, что добавляют масло в огонь палеоантропологической ереси. Проше говоря, дают новые доказательства в пользу гипотезы «куста». Два новообнаруженных черепа шести- и четырехмиллионолетней давности демонстрируют такую смесь более «прогрессивных» и более «архаичных» (в терминах прежней картины) признаков, что всякая попытка провести через них и прежние виды некую «прямую», которая изображала бы эволюцию древнего человека, становится попросту невозможной. Иными словами, в результате новых открытий хронология становления нашего человеческого рода смешалась, как пресловутое «все» в толстовском доме Облонских. Один из палеоантропологов хорошо сказал по этому поводу: «Пока в нашем распоряжении было мало черепов, такую прямую можно было легко провести. Но чем больше накапливается «точек», тем труднее оказывается это сделать». Это распространенное правило: чем меньше фактов существует (или принимается во внимание), тем легче построить замечательную концепцию, теорию или гипотезу. Больше фактов, конечно, лучше, но лучшее оказывается в данном случае врагом замечательного.
Расскажем теперь о новых фактах. Первый из них – открытие так называемого «Миллениум мэна», «Человека тысячелетия». Это пышное название было предложено для прежде неведомого существа, кости которого были обнаружены в Эфиопии в канун нового тысячелетия двумя французскими палеоантропологами, Мартином Пикфордом и БриггитСену. Полный отчет о результатах анализа этих костей появился лишь в нынешнем году, но сенсация случилась раньше, когда был определен возраст этого человекоподобного существа. Он оказался порядка шести миллионов лет.
Причина возбуждения понятна, ведь до сих пор считалось, что общий предок человека и обезьяны жил примерно 5 миллионов лет назад. На пресловутой «прямой», которая вела от этого предка к нынешнему человеку, первым промежуточным звеном считался Австралопитек анаменсис, живший между 4,2 и 3,9 миллионами лет назад. От Австралопитека анаменсиса (первое слово обычно сокращают, пишут просто: А. анаменсис) «произошло», как и положено в классической эволюционной картине, следующее промежуточное звено – А. афаренсис (от 3,9 до 2,9 миллионов лет назад), и самым знаменитым представителем этих существ является так называемая Люси – найденный Доном Джохансоном в 1974 году в Эфиопии замечательно сохранившийся скелет прямоходящего существа примерно метрового роста. И вот на фоне всей этой четко отработанной схемы появляются остатки скелета человекоподобного существа на два миллиона (!) лет старше, чем Люси. Понятно, что вся схема летит в тартарары. Ну, в лучшем случае начинает подозрительно раскачиваться.
