Знание-сила, 2000 № 09 (879) - [14]

Эта «мыслящая машина» напоминала «чувствующую статую», чей образ придумал французский философ XVIII века Э. Кондильяк. Если бы статуя, полагал он, была наделена хотя бы одним из чувств – обонянием, у нее неизбежно зародилось бы сознание: «Пусть в сознании статуи будет один-единственный запах – вот вам и внимание; пусть запах этот длится, когда причина, вызвавшая его, уже исчезла, – вот вам и память; пусть внимание статуи сопоставит впечатление настоящего и прошлого – вот способность сравнения; пусть статуя почувствует сходство и различие – это будет суждение», и т.н. (перевод Е. Лысенко).

Однако в машинном теле – а Брукс даже придал компьютеру образ человеческого торса – пока так и не зародилось сознание. По-прежнему «Cog», вопреки гипотезе Кондильяка, не наделен ни памятью, ни чувством времени. Правда, его «физиономии» придана «экспрессивная мимика», дабы изъявлять разнообразные чувства и переживания. Так, в чертах его разливается печаль, если ученые перестают обращать на него внимание. Но разве у него есть что-то на душе? Разве он впрямь чувствует печаль, оставшись в одиночестве?

Новейшей попыткой стереть грань между человеком и машиной стал робот «Kismet», возникший в той же лаборатории. Его бегающие глазки выискивают возможных собеседников. Когда человек коснется его сенсоров, черты робота просветляются: брови вздымаются, уши подрагивают.

Подобный робот растрогает даже камни. Он ведет себя, как ребенок. Весел ли он, испуган или утомлен, все зависит от окружающих – от того, общаются ли они с ним, играют ли, дают ли ему выспаться. Однако изъявляет он эти чувства не потому, что ощущает их. Нет, так велит программа, вложенная в него. В отличие от таких сложных, умных существ, как кошка или собака, этот робот – с его лукавыми глазками и подрагивающими ушами – всс равно иллюзорное, механическое создание. В его чертах по-прежнему нет жизни.

Кто такие «как все»?

Пока мы не разобрались в самих основах человеческого сознания, нет смысла рассуждать о том, может ли машина впрямь обладать сознанием. Человеческий мозг нельзя сравнивать с компьютером, прибегая к такого рода логике: «Мозг обрабатывает информацию, и микросхемы обрабатывают информацию. Значит, мозг сходен с микросхемой».

Философы, оппонирующие Курцвайлу и Сº , считают их пророчества «простыми выдумками, игрой ума». Обрабатывать информацию можно по- разному. Машина проделывает, например, все операции последовательно, мы – параллельно-последовательно. По ассоциации мы выхватываем из глубин памяти сведения, много лет назад отложенные и, наконец, пригодившиеся. Мозг машины может на 90 процентов работать, как человеческий. Но остальные 10 процентов – это творческий интеллект. Его никак не воспроизвести.

Американец Джон Сирл сравнивает «поведение» компьютера с действиями человека. Вызубрив правила китайской грамоты и иероглифы, компьютер может складывать из них слова, но что означает этот набор знаков, для него по- прежнему непонятно. Философ делает вывод: даже если появятся машины, которые, – будучи соответствующим образом запрограммированы, – станут вести себя, как человек, наделенный разумом, это не доказывает, что разум у них есть.

А способна ли «неразумная тварь», как бы сильна она ни была, справиться с носителем разума – человеком? Ее сила, по ее неразумию, будет всегда применяться по определенной схеме. Человек же, наделенный хоть искрой творческого духа, всегда играет не по правилам. Каждый человек – сам по себе – уникальный свод законов, постичь которые и разобраться в их беспорядочном переплетении ему самому не удается до конца своей жизни. Каждый нормальный человек думает (и порой поступает) «не как все».

Вовсе несложно сконструировать лет через сто аппараты, которые поведут себя вроде бы так же, как мы. Они будут осязать, осматривать окружающий их мир, прислушиваться к нему, сканировать книги и газеты, складируя в своем электронном мозгу миллиарды и миллиарды строчек. Но ощущения, вызываемые предметами и событиями, – это больше, чем реакция на них: «Препятствие – уклониться», «Съедобное – съесть», «Горячее – избежать». Нет, ощущения подчас «впечатываются» в наше сознание, становятся его призраками, и тогда стена – простое препятствие – исподволь твердит, что «Выхода Нет», а огонь неожиданно заставляет вспомнить давний зимний праздник на даче. Мы живем с этими призраками, то настораживающими нас, то согревающими. А впечатления от произведений музыки и поэзии! Добиваться от компьютера, чтобы он научился и этому, все равно что потчевать, кормить и умащать волка из русской пословицы; один не научится, другой убежит.

Конечно, машины могут крайне затруднить жизнь человека. Простая размагнитившаяся дискета порой перечеркивает не один месяц ваших трудов. Обесточенные приборы в городах, где практикуют «веерное отключение электричества», вмиг превращают современного горожанина в инвалида, неспособною ни приготовить пищу, ни узнать о происходящем вокруг, ни даже показаться на улице в свежевыглаженной рубашке.

И все-таки человек – не машина, моментально глохнущая, если «пункт А не выполнен». Человек, словно бактерия, способен выбраться из любых переделок, прижиться в любых условиях. Даже если машины, прирученные им, все же восстанут, у людей останутся истоки, к которым можно вернуться, выбираясь «из тягчайшей нищеты и новых видов рабства» и восстанавливая попранную гармонию. Ипостаси «человека средневекового», вовсе чуравшегося машин, или «человека XIX века», умеренно допускавшего их в свой быт, были вовсе не так уж плохи.