Знание-сила, 1998 № 03 (849) - [59]
Богородицкий парк. Акварель А. Т Болотова
Воскресенская церковь в усадьбе Николая Львова Никольское Черенчицы
«Миражи счастья» новых русских
Она так и называется «На Счастье»:
Всегда прехвально, препочтенно,
Во всей вселенной обоженно
И вожделенное от всех,
О ты, великомощно Счастье!
Храмы счастья возводились во многих усадьбах; возводились они и в Москве, в столице «дворянской Республики». Это знаменитые ротонды Матвея Казакова: Сенат в Кремле, церкви-ротонды, ротонда Благородного собрания, ротонда Голицьгнской больницы... И всякий раз храм Счастья оказывался символом некоего мироздания (в данном случае — просветительского), выражением общих чувств и настроений времени. Не случайно же главное философическое сочинение современника Львова Андрея Болотова имеет название «Путеводитель к истинному человеческому счастию». Сама Екатерина, имевшая способность тонко улавливать социально-политическую конъюнктуру, доверительно сообщала одному из своих адресатов, что «ее удовольствие и желание состояло в том, чтобы делать всех щастливыми», однако сетовала при этом: «...но как всякий хощет быть по-своему щастлив, то желаниям моим встречались иногда препятствия».
О серьезности, о принципиальной непреодолимости «препятствий» на пути к торжеству «золотого века» в ту пору мало кто думал. Ибо о счастье мечтали все: честолюбивые царедворцы и любители сельского уединения, поручики и генералы, тайные советники и канцеляристы. Поэты посвящали ему благозвучные оды, зодчие возводили храмы. Очень проникновенно высказался на эту тему Николай Карамзин:
«...На что мы трудимся, учимся, читаем, пишем, спорим — и Бог знает, чего не делаем,— когда не умеем найти благополучия в жизни? Я представляю себе здешний свет великолепным храмом: на портиках, на перестиле, на колоннах, везде сияет надпись: Щастие! Вхожу во внутренность: гремят хоры — Щастию! Вижу безчисленное множество людей: спешат, теснятся, простирают руки — ко Щастию, единственному божеству храма; но божество... невидимо! Молятся с усердием, зовут его: оно не является. (...) Здесь проливают слезы, там других заставляют плакать — все для Щастия; но оно глухо, слепо — не слушает молений, не смотрит на жертвы — и вечно, вечно невидимо!»
Кому приходилось плавать по каналу «Мссква—Волга», тот, очевидно, хранит странные и удивительные художественные впечатления. Архитектура канала, строившегося в 1932—1937 годах, в пресловутую сталинскую эпоху, эта насквозь советская архитектура и в целом, и особенно в деталях поразительно напоминает образы русских усадеб. Чего стоят одни только ротонды, украшающие гидросооружения перед Дубной! Издали их легко принять за эффектные парковые павильоны богатой подмосковной усадьбы.
От этого сходства не стоит легкомысленно отмахиваться. Хотя, казалось бы, что общего между эпохой ударных строек коммунизма и золотым веком дворянской культуры, о котором мы только что говорили?
И все-таки. У эпохи Просвещения и советской эпохи есть глубокое внутреннее родство. Обе эпохи были одержимы идеей Счастья. Вот только воплощалась она по-разному: в усадьбе — через счастье отдельной личности, в стране Советов — на основе коллективного, массового.
Для строительства «нового мира» партия нового типа мобилизовала весь опыт русского утопизма. И соединила несоединимое: град Китеж, русскую Аркадию и петровский парадиз. В проектах преобразования природы, в пафосе преодоления «пространства и простора» нетрудно различить доведенный до абсурда опыт народа по оформлению пространства Земли. Но заметим еще: советские массовые праздники и действа так же, как зрелища петровского парадиза,— не более чем родственные формы поклонения. И не так уж важно, кто в конкретный исторический момент выступит в роли вавилонского царя Навуходоносора и вокруг какого кумира будет веселиться разгоряченная толпа.
Через праздник внедряется новое мировоззрение. Недаром большевистские вожди так ненавидели православные праздники. И очень быстро, перекодировав православный же праздничный чин, создали свой. Здесь главный праздник — это, конечно, 7 Ноября. Ежегодное воспоминание о рождении нового мира. Потом — I Мая, праздник труда, с помощью которого «перековывается» человек, «воскресая» для новой счастливой жизни, что-то вроде советской пасхи. А еще — День физкультурника, День авиации, День шахтера и т. д., и т. п. Чем не коммунистические святцы!
И еще об одном характерном советском празднике стоит упомянуть — о своего рода советском богоявлении. Таковы были встречи со Сталиным особо заслуженных и отличившихся людей. Полагаю, что разного рода всесоюзные совещания стахановцев имели исключительно культовый характер. Знаменитый стахановец фрезеровщик Иван Гудов в своих воспоминаниях прямо указал на источник счастья: «...Если бы тогда мне сказали, что через несколько дней я буду на совещании вместе с товарищем Сталиным, что я буду сидеть от него так близко, что смогу следить за каждым его жестом, я бы не поверил. Счастье пришло неожиданно».
Надо признать, путешествие в светлое будущее было организовано талантливо и с размахом. Воистину все держалось не только на терроре и насилии власти, в противном случае говорить сегодня было бы уже не о чем. В конце концов, рай был и навсегда останется нашей духовной родиной. И нам свойственно тосковать по блаженному состоянию души — жизни без тревог, забот, насилия и смерти. Может быть, в России эта тоска подступает к человеку чаще и сильнее, может быть, нас постоянно окликает наше пространство, его бесконечные дали? И только по слабости мы соглашаемся на подмену. Тут уж вступает в свои права политика и идеология: кто сильнее и лицемернее заденет эту потаенную струну Большевики оказались искусны. С их природным имморализмом они не гнушались ничем и использовали все возможное: и образ Александра Невского, и поэзию Пушкина, и архитектуру русского классицизма.
