Знамя Быка - [25]

Это был самый хитрый ход Панталеоне. Произнося последнюю фразу, он внимательно наблюдал за поведением синьора Альмерико и его дочери, хотя со стороны казалось, что он просто смотрит на них с состраданием и жалостью. Он заметил выражение удивления на лицах, которое никто из них не мог скрыть. Затем девушка заинтересованно спросила:

— Неужели люди так говорят?

— Таковы слухи, — печально ответил мошенник. — Я молю Бога и святых, чтобы это оказалось ложью.

— Видите ли… — серьезно начал было синьор Альмерико, словно собираясь разубедить его, но осторожность не дала ему продолжить: все-таки этот беглец внушал ему мало доверия. Он изменил тон и проговорил:

— Благодарю вас, синьор, за вашу молитву.

Но от Панталеоне не укрылась секундная заминка синьора Альмерико. Нетрудно было предположить, что Маттео Орсини скрывается либо здесь, в Пьевано, либо где-то поблизости. Он мыслил логически: женщина, любящая Маттео Орсини, не восприняла бы новость о его смерти столь хладнокровно, если не была бы уверена в том, что он жив. В такие времена подобную уверенность могло дать только само его присутствие в Пьевано. Даже пыл, с которым она отреагировала на изобретенный Панталеоне слух о мнимой смерти Маттео Орсини, показывал, сколь обрадовала ее подобная версия, уменьшавшая опасность быть схваченным для объявленного вне закона беглеца.

Сохраняя на лице маску печали, мессер Панталеоне в глубине своей вероломной души радовался, что определенно напал на след и вскоре Маттео Орсини и тысяча дукатов будут его.

Но тут ему пришлось испытать натиск недоверчивого хозяина.

— Вы из Ассизи? — поинтересовался он.

— Да, из лагеря синьора герцога Валентино, — ответил посланник Борджа.

— И вы бежали сразу после того, как они удушили Паоло и Гравину?

— Не совсем так, — мессер Панталеоне заметил ловушку. В состязании умов он не уступил бы и десятку таких ученых-отшельников, как синьор Альмерико. — Как я уже говорил вам, это было вчера, еще до того, как у Чезаре Борджа появились доказательства моей верности Орсини. Случись все иначе, я мог бы и дальше оставаться капитаном и служить этому тирану. Но мне стали известны планы герцога относительно Сиены, и я попытался послать письмо и предупредить Петруччи. Письмо было перехвачено, и я едва успел вскочить на лошадь, прежде чем за мной пришли. В миле отсюда лошадь пала, и я решил, что мне лучше прибегнуть к вашему покровительству. Но синьор, — закончил он, вставая и демонстрируя испытываемые при этом страдания, — если вы полагаете, что своим присутствием я навлеку на вас месть герцога Валентино, тогда…

Он подобрал плащ, как человек, собирающийся уходить.

— Минуту, синьор, минуту, — нерешительно произнес Альмерико Орсини и протянул руку, останавливая солдата.

— Какое нам дело до этого Валентино? — вскричала девушка, и гнев вспыхнул в ее глазах, превратив их в пылающие сапфиры. — Кто здесь боится его? Выдворить отсюда вас, друга нашего родственника, было бы недостойно. Пока в Пьевано есть хоть один дом, вы можете спокойно находиться под его крышей.

Синьор Альмерико поерзал в кресле и фыркнул, когда она закончила свою жаркую речь. «Дочь слишком торопится», — подумал он, хотя ему самому было бы трудно отказать человеку, пришедшему с просьбой об убежище.

— Как ваше имя, синьор? — грубовато спросил он, взглянув в глаза незнакомцу.

— Меня зовут Панталеоне делл’Уберти, — ответил кондотьер, у которого хватило здравого смысла не прибегать ко лжи там, где правда была безопасней.

— Достойное имя, — пробормотал старик, словно разговаривая сам с собой. — Ну, хорошо! Однако не задерживайтесь в Пьевано дольше, чем это необходимо. Я думаю не о себе. Я слишком стар, чтобы променять долг гостеприимства на ничтожную часть жизни, оставшуюся мне. Однако мне надлежит помнить об этом ребенке…

Но тут монна Фульвия прервала его, продемонстрировав благородство юности и женское сострадание.

— Тот, кто подвергается большому риску, может не считаться с малым, — воскликнула она, и синьор Панталеоне весь обратился в слух.

— Клянусь Всевышним, это не так, — возразил ей отец. — Сейчас мы не можем позволить себе ничего, что привлекло бы к нам внимание. Видишь ли…

Тут в нем вновь заговорил бдительный страж, и он осекся, пристально глянув на своего собеседника.

Лицо Панталеоне выглядело тупым и бесстрастным, но это была всего лишь маска. Его живой ум без труда завершил оборванную фразу синьора Альмерико, подтвердив предположение, что Маттео Орсини находится здесь.

Видя, что на него смотрят с недоверием, он решил, что настало время покачнуться от слабости. Он повернулся вбок, схватившись одной рукой за лоб, а другой нащупывая себе опору, и упал на стоявший поблизости бронзовый стол, скользнувший в сторону по мраморному полу, а затем, не найдя больше опоры, тяжело рухнул на пол, растянувшись во всю длину своего роста.

— У меня нет сил, — простонал он.

Все трое одновременно бросились к нему: синьор Альмерико, его дочь и все еще находившийся в комнате слуга. И пока старик, склонившись над Панталеоне, пытался оказать тому неотложную помощь, монна Фульвия отдавала распоряжения изумленному лакею.