Знаменщик и трубач - [9]
Чтобы побыстрее ликвидировать это досадное отставанне, Костанди отправил своего питомца в Крым на этюды. Обосновывая свое решение, он говорил ему в порту при прощании:
— Работа на ярком крымском солнышке целительна для всякого художника. В Крыму такое обилие рефлексов — отсветов от зелени, камней, самого неба, что невольно проникаешься мыслью — природа не терпит одноцветности!
В то лето Греков писал как никогда много. Из Крыма вместе с Бродским и Колесниковым он поехал на Херсонщину, в имение Золотая Балка. Остаток каникул работал в Березовой.
Рассматривал его летние этюды, Костанди удовлетворенно отмечал:
— Хорошо потрудились!.. Вот теперь вы на правильном пути!
7 июня 1903 года на торжественном акте Грекову был вручен аттестат об окончании училища и сверх того выдана рекомендация, позволявшая без экзаменов поступить в Высшее художественное училище в Петербурге при Академии художеств.
Итак, окончился первый этап его ученичества. Начинался другой, еще более сложный и ответственный.
ПОД СЕНЬЮ ДОРИЧЕСКИХ КОЛОНН
С высокого империала конки, медленно двигавшейся по нарядному и оживленному Невскому проспекту, он жадно рассматривал город. По обе стороны широкой улицы тянулись здания с обильной лепниной и зеркальными витринами. Проносились щегольские коляски, пролетки. На тротуарах густо двигались люди. Чиновники. Офицеры. Лицеисты в треуголках и при шпагах. При виде величественной колоннады Казанского собора спазма волнения сдавила ему горло, на глаза навернулись слезы восторга…
Возле Дворцовой площади юноша покинул удобный империал. Конка покатилась дальше, а он поспешил к Неве. На другом берегу ее, охраняемое сфинксами, высилось здание, хорошо знакомое ему по фотографиям, о котором столько говорилось и мечталось в Одессе. То была Академия художеств.
Здание академии, воздвигнутое в середине XVIII века зодчими Кокориновыми и Деламотом, мыслилось его создателями как храм искусства, где все должно напоминать о великих творениях прошлого. Сводчатый вестибюль со строгими дорическими колоннами воскрешал эпоху античности; богато украшенный скульптурами и изящными балюстрадами верхний вестибюль, копирующий римский дворик, — искусство древней Италии; залы с копиями фресок великих мастеров — эпоху Возрождения. Даже круглый академический двор таил намек — его диаметр равнялся диаметру купола собора св. Петра в Риме, вызванного к жизни гением Микеланджело и Браманте.
Не без душевной робости молодой художник отворил тяжелую дубовую дверь и вступил в гулкий вестибюль — ротонду. В глубине помещения виднелись торжественные беломраморные лестницы. Сердце дрогнуло при мыс ли, что по ним поднимались самые блистательные таланты русского искусства: великий Карл Брюллов, прогремевший на всю Европу своей картиной «Последний день Помпеи», создатель знаменитой колоннады Казанского собора Воронихин, расписавший своды Исаакия Басин…
В канцелярии юноше объяснили, что он лишь формально считается учеником Высшего художественного училища. На самом же деле зачисление состоится позднее, в декабре, после просмотра контрольных работ по рисунку, живописи и композиции. Ученики, полнившие первые разряды по этим дисциплинам, будут переведены в мастерские профессоров руководителей, а остальные продолжат занятия в головном классе, пока не наберут необходимой суммы баллов.
Из училища Греков поспешил на Малый проспект, где жили многие «одесситы». Бродского он нашел в небольшой комнатке, оклеенной светлыми обоями в мелкий цветочек. Все ее убранство составляли простой платяной шкаф, стол, две железные кровати.
— Это твоя, — указал Исаак на кровать подле окна и тоном, не терпящим возражений, продолжал: — Будем жить вместе. Так и удобнее и дешевле. А то, что комната под самой крышей, так это даже хорошо — больше света, работаешь почти как на пленэре…
Греков потянулся к мольберту, на котором стоял крохотный холстик. Пейзаж изображал парк со старыми липами. На глянцевитой поверхности лужи плавали желтые листья.
— Хороший этюд, — похвалил он.
— Это не этюд, а картина. Теперь большие полотна никому не нужны. «Московский дворик» Поленова и «Зеленый шум» Рылова — вещи совсем небольшие, а сколько в них нового!
Рассуждал Бродский о живописи вольно, имена знаменитых художников произносил запросто, будто сталкивался с ними каждый день. Впрочем, так оно и было. За последний год Исаак сделал большие успехи. Головной класс он буквально «пролетел». Получив первые разряды по всем трем дисциплинам, был принят в репинскую мастерскую. Стал бывать в доме у Ильи Ефимовича.
— Ты должен поскорее отрешиться от своих прежних провинциальных взглядов на искусство, — наставлял он друга. — В Петербурге есть чему поучиться. Это тебе не Одесса. Тут столько выставок, что глаза разбегаются: и академические, и передвижные, и Общество акварелистов, и «Мир искусства»…
Греков слушал бойкую речь товарища и невольно завидовал ему: обогнал на целый год.
— «Гвоздем» нынешнего сезона будет, конечно, картина Репина «Торжественное заседание Государственного Совета», — продолжал Бродский. — Илья Ефимович работает над ней уже более двух лет. Эта вещь обещает превзойти все ранее им сделанное!
