Знаменосец «Черного ордена». Биография рейхсфюрера СС Гиммлера, 1939-1945 - [4]

Седьмого октября 1900 года в комфортабельной квартире на третьем этаже дома на мюнхенской Хильдегардштрассе Анна Гиммлер родила своего второго сына¹. В семействе Гиммлеров это был уже второй ребенок. Первенца, появившегося на свет два года тому назад, назвали Гебхардтом в честь отца, но его младшего брата ожидала высокая честь быть названным именем самого принца Генриха, который любезно согласился стать крестным отцом ребенка своего старого наставника. Набросок письма, датированный 13 октября 1900 года и написанный безупречным, слегка наклонным почерком профессора, сохранился до наших дней; в нем он выражает надежду, что принц почтит семью своим присутствием и выпьет с ними бокал шампанского. «На второй день своего пребывания в этом мире, – пишет профессор, – наш маленький отпрыск весил семь фунтов и двести граммов»².

Воспитание братьев Гиммлер (третий сын, Эрнст, родился в декабре 1905 года) соответствовало традициям эпохи. При наличии отца-учителя типичное для немецких семей доминирование мужского начала становилось в их жизни все более заметным, особенно после того, как мальчики начали посещать школу в Ландсгуте – городке, куда семья переехала в 1913 году, когда профессор Гиммлер был назначен одним из директоров местной школы.

Ландсгут – это небольшой живописный городок милях в сорока к северо-востоку от Мюнхена, стоящий на берегах реки Изар. Старинный замок местного феодала и связанная с ним история усиливали растущий интерес юного Генриха к национальным традициям, семейным портретам и другим предметам из отцовской коллекции, благодаря которым связь их семьи с прошлым Германии как бы обретала вещественность, становилась наглядной. Профессор Гиммлер, делавший все, что было в его силах, чтобы воспитать в сыновьях серьезность и самодисциплину, обрел в его лице старательного и благодарного ученика; Генрих всегда оставался по-своему предан своим родителям и никогда не терял с ними связь.

Первая личная запись Генриха Гиммлера дошла до нас в виде фрагмента дневника, который он вел в Мюнхене в 1910 году. «Принял ванну, – писал он 22 июля. – Тринадцатая годовщина свадьбы моих дорогих родителей». В своем дневнике юный Генрих фиксирует мельчайшие подробности своей жизни – от ванны до прогулки – и всегда выказывает уважение к взрослым, неизменно предпосылая фамилии звание или титул. Даже в этом возрасте он производит впечатление крайне усердной и педантичной натуры³.

С возрастом записи в дневнике Гиммлера становятся все более длинными и все яснее раскрывают его ум и характер. Сохранившиеся фрагменты в основном относятся к первому году войны, когда он был четырнадцатилетним школьником в Ландсгуте, к юношескому (с девятнадцати до двадцати двух лет) периоду в Мюнхене и к пребыванию там же в двадцатичетырехлетнем возрасте. Дневник, таким образом, охватывает почти десятилетний и весьма важный для становления личности этап жизни молодого Гиммлера, но сохранившиеся в отдельных тетрадях записи носят, к сожалению, весьма отрывочный характер и, за исключением нескольких месяцев, не дают полного представления о его детских и юношеских годах. Тем не менее они все же представляют огромный интерес, так как даже по дошедшим до нас отрывкам можно судить о характере их автора.

Хотя поначалу война почти не коснулась жизни в Ландсгуте – дневник за 1914 год полон записей о мирных прогулках, о посещениях церкви, о возне с коллекцией марок и выполнении домашних заданий, – совершенно очевидно, что военные новости настолько волновали Генриха, что он переписывал в дневник сведения, почерпнутые из газет, изредка прибегая к школьному жаргону. Двадцать третьего сентября Гиммлер отмечает, что принц Генрих написал его отцу письмо и что принц был ранен.

Первые победы Германии переполняли его энтузиазмом; так, 28 сентября Гиммлер пишет, что он и его школьный товарищ были бы счастливы, если бы могли пойти на фронт и «свести счеты» с англичанами и французами. В целом, однако, Гиммлер продолжал жить обычной жизнью школьника: посещать мессу, ходить с братьями к друзьям («пил чай с фрау президентшей, которая была очень любезна»), играть в обычные детские игры и практиковаться в игре на фортепиано, к чему у него, по-видимому, было крайне мало способностей. Одновременно он полон презрения к ворчливым и робким жителям Ландсгута, которые недовольны войной: «Глупые старухи и мелкие буржуа в Ландсгуте… распространяют идиотские слухи о казаках, которые, по их мнению, отрубят им руки и ноги». Двадцать девятого сентября Гиммлер отмечает, что его родители отправились на железнодорожную станцию помогать в раздаче продуктов раненым солдатам. «Вся станция была заполнена любопытными ландсгутцами. Они громко возмущались и даже затеяли драку, когда хлеб и воду начали раздавать тяжело раненным французам, которым приходится все-таки хуже, чем нашим парням, так как они пленные. Потом мы гуляли по городу, и нам было ужасно скучно». Второго октября он выражает свою радость по поводу растущего числа русских пленных. «Они размножаются, как паразиты. Что касается ландсгутцев, то они, как всегда, глупы и трусливы… Они готовы обмочиться, как только разговор заходит об отступлении наших войск», – пишет Гиммлер, стараясь быть грубым. В следующее воскресенье, побывав в церкви, Гиммлер записал в своем дневнике: «Теперь я каждый день упражняюсь с гантелями, чтобы стать сильнее». Одиннадцатого октября, через несколько дней после своего четырнадцатого дня рождения, он упоминает об армейских учениях в городе и о том, что ему «хотелось бы поступить в армию».