Знаменитые авантюристы - [42]

Несколько месяцев спустя Молль Кинг снова объявилась в Лондоне и вместе с братом Ричардом Бердом принялась за старое. Попалась она при ограблении дома на Литтл-стрит, где похитила «различных вещей на сумму 50 фунтов», говорилось в обвинительном заключении. На другой день судья Богн, который, как выяснилось позже, был подкуплен Джонатаном Уайлдом, отправил ее в тюрьму Ньюгейт. Выяснилось также и еще одно обстоятельство. В ее аресте участвовал некий Джон Пэрри, который работал на Уайлда. А это значит, что «главный вороловитель», несомненно, содействовал ее провалу. В чем, впрочем, он и сам признался на суде.

Как дальше сложилась судьба воровки? С нее было снято обвинение в краже, но ее приговорили к смертной казни за самовольное возвращение из ссылки. В этом случае Уайлду полагались его 40 фунтов стерлингов за участие в разоблачении преступницы. Но счастье улыбнулось Молль Кинг. В ожидании казни она выступила свидетельницей по другому делу и способствовала разоблачению, а попросту говоря, выдала грабителя Ричарда Грэнтема. Это учли и вновь приговорили ее к ссылке. До января 1722 года Молль Кинг оставалось в Ньюгейте. Сначала в камере смертников, а затем в ожидании отправки за океан, что случилось спустя два дня после издания романа Дефо. (В сентябре того же года она вновь объявилась в Англии и снова оказалась в тюрьме.)

Похоже на то, что Дефо заинтересовался ею как раз тогда, когда она ждала казни. Исповедь ее показалась ему подходящей темой для уголовного памфлета, которые он обычно печатал в «Ориджинал уикли джорнэл» сразу же после казни преступника. Однако с отменой приговора памфлет о конкретном человеке перерос в роман, героиня которого получила имя Молль.

Зрелища и жестокость

Лондонцы любили развлекаться. В этом легко убедиться, если заглянуть в книгу «Пробный камень, или Опыты о важнейших увеселениях Лондона», изданную в 1728 году. Чего только не встретишь здесь! С какими публичными зрелищами не знакомил этот путеводитель своих читателей!

Из театров тогда самым популярным был Линколнс-иннфилдс на Портюгел-роу. Его многолетний руководитель Джон Рич, сам актер, отличался умением заполучить талантливых исполнителей, у него начинали многие будущие знаменитости, получая за вечер один-два фунта стерлингов, а то и тридцать шиллингов. Именно эту сумму зарабатывала Лавиния Фентон, прославившаяся исполнением Полли Пичум в «Опере нищего» Джона Гея.

Эта пьеса, основанная на известных всем фактах из жизни лондонского преступного мира, взбудоражила весь город. Спектакль стал неожиданной новинкой и давался в первый же год шестьдесят два вечера подряд, что было рекордом для того времени. Постановка эта, кстати говоря, решила судьбу Лавинии Фентон. Красивая, великолепно игравшая свою роль, она навсегда покорила сердце герцога Болтона, увидевшего ее на сцене. С этого момента артистка (а по закону актеры все еще приравнивались к мошенникам и бродягам) стала получать от своего покровителя 400 фунтов в год на содержание. (При доходе преуспевающего предпринимателя 280–300 фунтов.) Позже она стала женой герцога, и мистер Хогарт увековечил ее на своей картине.

Театр на Портюгел-роу посещали главным образом состоятельные люди. Зрители победнее и менее притязательные предпочитали другие театры, в частности «Сэдлерс уэллс» в пригороде, где можно было весело провести время, посмеяться над солеными шутками актеров, полюбоваться канатоходцами и фиглярами. Не менее популярными были балаганы с аттракционами в пригородном саду Уоксхолла, представления кукольников и, конечно, ярмарочное веселье с непременной ильмовой доской, стонущей на удивление публики от прикосновения раскаленного железа. Многих привлекали скачки и бега, кегли и футбол, ристалища знаменитых бентамских бойцовых петухов, посещение зверинца, состязания боксеров, борьба и палочные бои, неизменным победителем в которых выходил любимец лондонцев Джеймс Фигг. Летом лодки любителей речных прогулок покрывали темную гладь Темзы, а зимой на замерзшей реке катались на коньках, устраивали гулянья.

Так же весело можно было провести денек и во время традиционного весеннего праздника, потанцевать вокруг «Майского дерева» — столба, украшенного цветами, полюбоваться состязанием лучников в честь Робина Гуда. Любили потешаться и во время маскарада, когда ежегодно пятого ноября по улицам с гиканьем и улюлюканьем таскали, а затем сжигали чучело Гая Фокса в обязательных белых перчатках и с неизменным фонарем в руках. Между тем стража, согласно театрализованному представлению, совершала с факелами обход подвалов парламента, разыскивая якобы прячущегося здесь офицера Гая Фокса — главного участника и исполнителя Порохового заговора, — пытавшегося в 1605 году взорвать парламент и убить короля.

Любители более острых ощущений направлялись в игорные дома. Хотя азартные игры и запрещались законом, но были весьма прибыльным делом. На улице Пэлл-мэлл, получившей свое название от игры «палламальо», к услугам игроков были карты и кости. Играли во что придется: вист, пикет, фараон, «метлу и швабру», «над и под». На столах в залах, где метали банк, серебром блестели фунты и шиллинги, золотом — гинеи и соверены. Услужливый швейцар встречал и провожал гостей. Слуга с отсутствующим видом пополнял бокалы, а подставные субъекты заманивали в игру неопытных посетителей; тут же орудовали шулеры, ловко манипулируя поддельными костями, краплеными или подтасованными картами.