Знамение - [20]

– Это ты зачем, батя? – удивился Кондрат, уже отпустивший усы. – На уток что ли собрался на старости лет.

Помолчал отец, потом смерил взглядом сына и, видимо, решив, что тот уже достаточно взрослый, пояснил:

– Это, сынок, чтобы семью от плохих людей защитить.

– Да ты что, батя, – удивился Кондрат, присаживаясь рядом, – откуда у нас в станице плохие люди?

– Не одна наша станица на земле, сынок, – терпеливо пояснил Лев Гордеич, виски которого уже посеребрила седина, – на белом свете всякой падали хватает, окромя добрых людей. Слыхал про татар, что конями в соседнем районе торгуют?

– Слыхал, – припомнил Кондрат, – это те бандиты, что даже цыган обворовать умудрились да под себя подмять? Говорят, за ними темные дела тянутся.

– Они, – кивнул старый казак, – тамошний председатель под этими бандитами давно сидит. Вот и ко мне они приходили. Уже полгода вокруг конезавода круги нарезают, хотят к рукам прибрать. Деньги предлагаю, очень много денег, сынок. Наши кони знатные, дорого стоят.

– Да как же так, батя, – возмутился Кондрат, – а милиция? А советская власть куда смотрит?

– Мал ты еще, сынок, – пожурил своего великовозрастного отпрыска Гордеич, горько ухмыльнувшись, – не понять тебе еще, что советская власть-то она есть. Я вроде и сам советская власть. Могу наградить, могу наказать. Но у меня все по закону. Взяток не беру, людей своих защищаю. А под ровной поверхностью в этом тихом омуте, паря, такие черти водятся, что тебе лучше и не знать пока. Загрызут и не поперхнутся. Вон председатель в соседнем районе уж на что партийный, а и то под бандитов этих лег, паскуда. Татарва эта на нож поднимает быстро. Тех, кто им перечил, уже закопали в чистом поле. Говорят, милиция им тоже не указ, или вообще заодно. В тех районах, что рядом с нашим, уже все председатели под ними. Никто не пикнет, – за семью боятся.

– Да пошли ты их, батя, этих чертей, – решительно выступил Кондрат, сжав кулаки, – если что, соберем людей, оружие возьмем. Отстоим колхоз и без милиции.

– Восстание затеять хочешь, Кондратий? – усмехнулся Гордеич. – Обожди. Я их послов уже пять раз с лестницы спускал. А сегодня сам главарь ко мне заявился. Я и его спустил, наказав, чтобы больше здесь не появлялся. Мы – люди вольные.

Помолчал старый казак Гордеич и добавил вполголоса:

– Так что, даст бог, не увижу их больше.

Потом обернулся к сыну и наказал:

– А ты, как учебу закончишь, приезжай, матери и сестрам помоги. Нужен будешь.

– Само собой, батя, – рассмеялся Кондрат и подмигнул, – если кого побить надо будет, зови на подмогу, враз прилечу.

На следующее утро он уехал. А через пару месяцев посреди ночи его разбудила вахтерша общежития.

– Иди к телефону, сынок, стряслось что-то у тебя дома.

Кондрат, как был в трусах, надел тапки и добрел до вахты, не понимая, что такого могло случиться дома, чтобы ему позвонили посреди ночи. На том конец провода он услышал глухой голос своего престарелого дяди Харитона.

– Беда, Кондрат. Приезжай срочно. Еще, может, застанешь кого, пока не похоронят.

Кондрата как обухом по голове ударило. Словно во хмелю, он оделся, взял деньги, поймал на дороге машину, что шла в сторону дома, и уехал в станицу.

То, что увидел, приблизившись на рассвете к своему жилищу, он не мог себе даже представить. Залитый пеной и сгоревший наполовину большой дом еще дымился, шипя тлеющими головешками, словно раненая змея. Его едва успели потушить. Пожарные возились рядом со шлангами. Кругом толпились причитавшие соседи. У входа в уцелевшую часть дома стоял участковый, незнакомый Кондратию, и дядя Харитон, руки которого тряслись.

– Не ходи туда, сынок… – попытался остановить он племянника, едва приметив, – нет их больше… Никого.

Участковый пристально оглядел его с ног до головы и уточнил:

– Ты Кондрат?

И увидев кивок, пробормотал, глядя на побелевшее лицо парня:

– Криминалисты еще не приехали, не стоит тебе там топтаться…

– Пусть войдет, Григорий, – вдруг изменил свое мнение и попросил участкового Харитон, – он уже взрослый.

Милиционер не стал ему мешать, однако шепнул Харитону:

– Зря ты это. Тронется умом парнишка.

– Мне надо… – только и сказал Кондрат, шагнув в полуразрушенное помещение. Но, сделав шаг, остановился как вкопанный, вскрикнув от ужаса.

Уже на пороге он чуть не споткнулся о чьи-то тела. На залитом пеной и кровью полу увидел двух мертвых людей. Обгорели они не сильно, но были ему незнакомы. Лица их, впрочем, были неразличимы и представляли собой одно сплошное кровавое месиво, словно кто-то выстрелил им дробью в лицо. В центре горницы лежало обгоревшее тело матери, Кондрат едва опознал ее по разорванному платью. Чуть в стороне, на мокрых и обгорелых останках кровати лежали трупы сестер в разодранной одежде и без нижнего белья. Они явно были изнасилованы перед смертью. Рядом на полу с рассеченной топором головой и изуродованным лицом валялся один из его братьев. Ему даже отрубили кисти рук, торчавших теперь в стороны окровавленными культями. «Видимо, за то, что сопротивлялся», – как-то отстраненно подумал Кондрат, мысли которого звенели колокольным звоном в опустевшей голове. Второго брата он нашел на кухне. Тело его почти полностью сгорело, оголив кости и пустые глазницы черепа.