Знакомый почерк - [53]

Заказывал Роджерс. У всех троих был прекрасный аппетит. Пообедали отлично. Пили совсем немного. Станислав и Роджерс закурили и разговорились о Москве. Роджерс читал стихи, вспоминал, как ездил в пушкинское Михайловское, где Станислав, к стыду своему, ни разу не бывал.

— Тебе, по-моему, хочется спать, — заметил Казимир брату.

— Не против. — Его и правда клонило в сон. — Прямо с колес — и столько впечатлений.

Роджерс подозвал официанта и рассчитался. Когда шагали к выходу, он сунул в карман Станиславу пачку сигарет, сказав: «Я вас этим завтра обеспечу». Он отвез их домой и пожелал спокойной ночи.

Братья разошлись по спальням. Постель у Станислава была разобрана. На подушке лежала голубая шелковая пижама. Он уже переоделся, когда к нему заглянул брат. Он принес газету.

— Если пожелаешь на сон грядущий. Я тебя будить не стану. Спи, пока спится.

— Спасибо тебе за все, Казимир.

— Нормально, нормально. У нас с тобой впереди еще много интересного.

Станислав зажег лампу на прикроватном столике, лег и развернул газету. Она называлась «Русская мысль». Издается в Париже. Двенадцать страниц. Станислав начал читать заголовки. На первой полосе: «Куба и СССР», «Неразбериха или диалектика?», «Нераспространение ядерного оружия», «Переоценка НАТО». На второй полосе — рубрика «По Советскому Союзу» и заголовки: «Общенародное государство», «Незаконнорожденные», «Баранина не в моде», «Чашка кофе», «Автобус в Одессе». На третьей полосе внимание Станислава привлекла статья «Продолжительность отпусков в СССР». Он пробежал ее. Из статьи выходило, что все граждане в Советском Союзе имеют право только на двенадцатидневный отпуск. Чепуха какая-то. Потом взгляд зацепился за строчки: «Площадной бранью пользуются все, но особенно злоупотребляют ею женщины… Мужчины здесь, как ни странно, даже сдержаннее». Некто С. Водов в статье «Из глубины» утверждает, что «сейчас у нас на родине в кругах новой интеллигенции наблюдается усиление интереса к религиозной философии». Еще занятнее! Но глаза неудержимо слипались. Прочтя на одиннадцатой полосе объявление в черной рамке, что скончался князь Юрий Львович Дондуков-Изъидинов, и подумав, что вот, оказывается, до сих пор умирают русские князья, Станислав Михайлович уснул беспробудным сном.

Встал он утром в девять. Достал из чемодана бритвенные принадлежности, побрился, умылся, надел новый костюм и минут пять разглядывал себя в зеркале, поворачиваясь так и сяк. И вдруг ему сделалось стыдно: в такие годы вертеться перед зеркалом даже женщине не пристало, а он все-таки мужик…

Он вышел в коридор. Услышав его шаги, из кухни появилась Фанни, свежая, словно умытая росой.

— Доброе утро, — первой сказала она, и ямочки на щеках стали глубже от улыбки.

— Здравствуйте. Брат у себя?

— Он уехал по делам полчаса назад. Он велел мне покормить вас завтраком. Желаете у себя?

— А где завтракаете вы?

— На кухне.

— Тогда и мне на кухне.

Кухня оказалась размером метров в двадцать. У стены слева стоял обеденный стол.

— Садитесь, — сказала Фанни. — Что желаете? Могу предложить яичницу с ветчиной, бифштекс, сосиски, сыр, салат.

— Ну, это слишком много. Если можно, яичницу и салат.

Фанни хлопотала у плиты. Станислав Михайлович чувствовал неловкость — надо бы о чем-нибудь поговорить с человеком. Но о чем? Он был не мастер вести развлекательные разговоры.

— Вы давно из Канады? — спросил он, не придумав ничего оригинальнее.

— Я езжу туда, езжу сюда, — ответила Фанни. — Еще месяц назад была в Оттаве. Теперь я здесь. А вы бывали в Вене?

— Нет, я, кроме Москвы, нигде не бываю.

— Как? Только Москва? — изумленно взглянула она, обернувшись.

— Сейчас. А в войну пришлось кое-где побывать. Пешочком, конечно.

— Вы были солдат?

— Да.

— Как это называется? Освободитель? — Фанни улыбалась очень мило.

— Тогда так и называлось. Мы освобождали Будапешт.

— О, это совсем близко от Вены. Не хотите туда поехать?

Непонятный складывался разговор. Разыгрывает она его, что ли? Вроде непохоже. Он сказал:

— Если захочу, могу поехать в Будапешт из Москвы. Сейчас я приехал к брату.

— Ваш брат ездит всюду. Весь мир.

К счастью, яичница поджарилась, салат был готов раньше. Фанни поставила перед ним тарелки, хлебницу с круглыми румяными булочками.

— Мне надо кое-чем заняться. Позовите, когда захотите кофе, — сказала она и оставила его одного.

Не успел он доесть, вернулся брат. Не снимая плаща и шляпы, он прошел на кухню. Поздоровались. Брат был озабочен и не в духе. Сняв и протерев платком очки, он ворчливо сказал:

— Никогда не можешь располагать собой, черт бы побрал все эти дела.

— Что случилось, Казимир? — встревожился Станислав.

— Представь, я должен лететь в Париж. Срочно. Немедленно. Можно подумать, там умрут без меня.

— По делам твоей фирмы?

— Да, черт бы их побрал.

— Как же я?

— Не расстраивайся. Это всего три-четыре дня, не больше. Мне обиднее, чем тебе, поверь. Но ты скучать не будешь. Я попросил Роджерса — он тебя возьмет под опеку.

— А ты что, прямо сейчас?

— Сию минуту. Буквально. Вот билет на самолет. — Казимир похлопал себя по карману. — Идем ко мне.

В кабинете, собирая со стола бумаги и складывая их в портфель, Казимир дал ему несколько указаний.