Знакомьтесь – Юджин Уэллс, Капитан - [4]

– Куда мы идем? – интересуюсь я у Мишель.

– Ко мне, куда же еще? – удивляется она.

– Может, лучше в кают-компанию? Поговорим как люди. Кок нам вкусность какую-нибудь сготовит. Целую вечность нормальной еды не пробовал.

– Туда? – И на лице ее явственно обозначилась брезгливость. – Ты, видимо, давно там не был. Сейчас там не поговоришь. Сидеть, слушать пьяные россказни и похабные анекдоты и ждать, когда очередной немытый герой удаль передо мной начнет показывать? Удовольствие сомнительное. Да и драки там теперь постоянно. А твой кок третий день, как в лазарете. Его супом ошпарили во время очередной свары.

– Ничего себе… – только и могу я сказать. – Что тут случилось-то? Пока я тут был, ничего такого не наблюдалось.

– Это у вашего босса спроси. У Милана. Развел демократию, – довольно жестко отвечает Мишель.

– Милан нормальный парень, – пытаюсь я защитить своего спасителя. Хотя и начинаю понимать, откуда что взялось. Синяки – они всюду синяки. Как ты им не плати и не угождай. Конченые люди. Зря мы охрану тогда поперли. Без кулака в качестве стимула, при общении с местным сбродом обойтись трудно. В чем-то Петро Крамер, отставной полковник, которого мы вышвырнули с корабля вместе с охраной, был прав.

И все же думать про Милана плохо не хочется. Даже если он и не справился. Поэтому я добавляю:

– К тому же Милан меня спас.

– Ну да. Я забыла. Извини, – вежливо говорит Мишель. И продолжает тянуть меня за собой.

Я постепенно прихожу в себя. Черт, я похож на пугало. И пахнет от меня, наверное. Отвык я от нормальных условий. Иду рядом с такой женщиной, и про все на свете забыл.

– Давай зайдем ко мне на минутку, – прошу я. – Мне бы вымыться надо. И переодеться.

– Как же, к тебе, – отвечает Мишель. – Твоя каюта давно занята. Даже вещи твои растащили.

– Занята? Почему?

И мы останавливаемся.

– Да ведь тебя уже похоронили, Юджин. Бросили. А вещички по жребию поделили. В твоем контракте наследники не обозначены.

– Мишель, что ты такое говоришь? Тут не лучшие люди, конечно. Но мы все же летали вместе. Воевали. Друг друга выручали…

– Эх ты, последний герой галактики, – грустно улыбается она. Смотрит на меня, как на несмышленого ребенка. – Похоронили тебя. Давным-давно. Все твои хваленые боевые товарищи. Слушай, пойдем ко мне, а не то я прямо тут разревусь.

– Ладно. Реветь не нужно, – машинально говорю я. И она увлекает меня за собой.

– Душ ты можешь и у меня принять, – говорит она на ходу. – И одежду тебе найдем. Ты меня не стеснишь, у меня большая каюта.

Я топаю в своих штопаных-перештопаных башмаках, заляпанных засохшей черной грязью, от которых воняет за версту и никак в себя не приду. Как это – похоронили? Чтобы парни меня бросили? Да быть такого не может! Решаю, что во всем виновата излишняя женская возбудимость. Так уж они скроены, женщины. Сначала чувства, потом, если останется – мозги. Наверное, Мишель не исключение. Она хоть не такая, как все, но все же женщина. И за меня волнуется. Оттого и глупости говорит. Так что, когда мы к ее каюте подошли, я уже был спокоен. Главное, что я жив. И снова тут. Почти дома. И Мишель рядом. Зачем бы она тут ни оказалась. Чего еще желать?

Глава 3. Поди пойми этих женщин

Едва успеваю вымыться и переодеться, как в нашу каюту, словно в насмешку, именуемую адмиральской, вежливо стучат. Каюта отличается от бывшей моей наличием письменного стола и большущей неработающей тактической голограммой над ним. Ну, и еще тем, что в ней можно было не только на койке сидеть. А еще и на креслах вдоль одной стены. И трубы всякие по подволоку тут не тянутся. А в остальном – такая же конура, как у всех. В старину места на кораблях ВКС не хватало катастрофически. Даже для адмиралов. Все жили скромно.

– Войдите, – говорит Мишель, отодвигаясь от меня.

К нам заглядывает Милан.

– Простите за беспокойство, госпожа баронесса, – Милан отчего-то странно растягивает слова. Глаза его лихорадочно блестят. – Вы позволите поболтать с вашим другом?

– Сколько угодно, командир, – отвечает Мишель с вежливой улыбкой. Я-то вижу, какая она искусственная, ее улыбка. И тут же понимаю, почему. Милан уже изрядно навеселе. Видно, где-то приложился к бутылке на радостях. И довольно основательно. Это так непохоже на того, прежнего Милана, командира базы.

Он присаживается на одно из кресел у стены. Спохватывается. Подскакивает с места.

– Вы позволите, баронесса?

– Да, пожалуйста. Не желаете чего-нибудь выпить? – играет Мишель роль радушной хозяйки.

– Ром, если вам не трудно, – криво улыбается Милан. Он изо всех сил старается быть похожим на тех, давно забытых ныне офицеров, чья светская выучка ничуть не уступала военной.

– Прошу вас, командир, – снова натянуто улыбается Мишель, подавая ему стакан с коричневой жидкостью.

– Благодарю, баронесса.

Я таращусь на этот спектакль. Милан, тот самый упрямый Милан, которого я когда-то вытащил под огнем с галечного пляжа, снова напоминает мне обычного синюка, с которым мы летели сюда на «Либерти». Сразу вспомнилось его пьяное бахвальство своими заслугами. И то, что он, как это говорили, «не просыхал» все время, пока мы ожидали отправки с Йорка. И как его били за разлитое спиртное. Из сильного волевого человека, каким он стал по прибытии на авианосец, и каким он мне запомнился, вытащили стержень и он превратился в измятую тряпичную куклу с мешками под глазами.