Знак вопроса, 2003 № 03 - [64]

Вывод напрашивается достаточно неутешительный: как бы ни выдавало себя граффити, искусство аутсайдеров за живопись, оно столь же далеко от него, как и от чего-либо другого, являющееся искусством. Но всегда можно сказать, что граффити и не выдает себя за искусство. Это просто форма городского дизайна и ничто иное. Но и здесь проявляется парадоксальность данного феномена полисного бытия. Будучи имитацией искусства, граффити в сознании его авторов, а в готовом виде и через воздействие на сознание зрителей, претендует на то, чтобы подменить искусство, как осознанное и профессиональное творчество. Именно живучесть граффити, его присутствие в любой части света вне зависимости от степени капитализации и демократизации общества, свидетельствует об этом, как ничто другое.

Искусство аутсайдеров в широком смысле слова есть не просто форма протеста против реалий общественного устройства и тех или иных кризисов в обществе. Оно, это самое искусство аутсайдеров, пробует заменить живопись, как труд, навык и обученность. Будучи эрзацем культуры, оно несет в себе память о культуре, о том, с чего оно же в свое время начиналось. Но если живопись отошла далеко от наскальных рисунков, то граффити — искусство аутсайдеров, возвращает наше сознание к тому, что как бы забыто, осталось где-то в подсознании и до поры до времени не напоминает о себе.

Не случайно, что подобное художество агрессивно и самим фактом своего появления и воздействием на потенциальных потребителей его, хотя речь идет здесь прежде всего о случайных прохожих. Оно, не имея перспективы ни в чем, обостряет социальный дискомфорт, напоминая о творческом начале в каждом индивидууме и о том, что по каким-то причинам не нашло себе воплощение. Оно не умиротворяет, а раздражает, вызывает цепную реакцию агрессивности, порожденной страхом, болью и мукой. Оно уводит в сторону, поскольку по природе своей является формой психического отклонения, какими бы благовидными поводами и причинами оно не объяснялось. И потому, наверное, нет большой разницы между тем, что рисуют душевнобольные в тиши мест их пребывания, и неустроенные духовно, не укорененные в нормальные координаты городские жители.

Надо назвать все своими именами, хотя это будет жестоко и безжалостно, но вместе с тем честно и справедливо. От такой правды можно ждать больше пользы, чем вреда, если в основе ее будет уважение к личности и таким творческим исканиям, которым не нашлось пространства нигде, кроме стен и переходов. И в таком подходе будет больше гуманизма, чем в выдавании болезни за здоровье, аутичности за искусство.

МОДЕЛЬ ТВОРЧЕСТВА

Б. А. Тарасенко МУЗЕЙ ЧИСЕЛ

Об авторе:

Тарасенко Борис Алексеевич — журналист с 20-летним стажем, научный сотрудник НПО «Энергия». Публиковался в журналах «Квант», «Космоград», «Вычислительная техника и ее применение», «Информатика и образование», «Изобретатель и рационализатор», несколько лет был ведущим рубрик «К — ВП» (занимательная математика), в газете «Вечерняя Москва», автор изобретений, достигших высоты реальных космических орбит.

Всем известно, что число — довольно абстрактное понятие, и человечество шло к нему столетия и тысячелетия через зарубки на «счетных костях», через счет на пальцах и камушках, через абак, счеты и компьютеры, через римские и арабские цифры, через счет пятками, дюжинами, сороками, шестью десятками и десятками, через десятичную, двоичную, восьмиричную и шестнадцатиричную системы счисления. Мы все не без труда осваиваем «цифровую» премудрость с первого класса школы, а потом в стенах институтов и даже академий, но любви к числам, за исключением небольшого количества неисправимых чудаков. не испытываем. Съедая день за днем сотни булок, изнашивая десятки ботинок, пересчитывая тысячи денежных купюр, мы не ощущаем особого вкуса 1001-го кренделя, не замечаем несомненного удобства 13-й пары обуви, не испытываем мгновений бурного счастья от первого миллиона рублей, побывавшего в наших руках. Возможно, что чуда следовало ожидать при каких-то других числах. А существуют ли эти конкретные особенности каждого конкретного числа вообще? Прав ли был Я. И. Перельман, открывая на страницах одной из своих занимательных книг музей чисел? Действительно ли, согласно другим авторам, девятка есть число победы, а 11 — признак противоречий?　

Но оставим голословные утверждения, магию — колдунам и людям слишком легковерным. Нам подавай факты!　

Чарлз Дарвин в порядке эксперимента играл для растений на трубе, а вот никаких заметных результатов не обнаружил. Однако уже в наши дни шведы и японцы установили, например, что под некоторые музыкальные сочинения Моцарта легче рождаются дети, под мелодии Чайковского улучшается качество и возрастает количество молока у коров, а под пассажи записей Бетховена быстрее созревает дрожжевое тесто при выпечке редких сортов хлеба. Это уже неоспоримые истины. К ним относится и то, что возникшая в недрах компьютерных программ музыка изначально представляет собой строгую числовую последовательность.　

Итак, длинная цепочка чисел, с одной стороны, и неоспоримое, полезное и приятное, как правило, явление — с другой. Если хорошая музыка на слух　воспринимается и запоминается легко, то соответствующая ей числовая цепь трудно поддается восприятию, человеческому запоминанию — тем более. Поэтому нас будут интересовать числа и числовые конструкции более «скромные», небольшие «по объемам». Мы с вами, уважаемые читатели, будем искать совпадения одних и тех же чисел, но разной «размерности». Например, дата, конкретное число месяца, у кого-то может быть днем рождения, у кого-то — днем свадьбы. А количество закрученных по часовой стрелке спиралек в корзинке с семенами растущего подсолнуха может чудесным образом совпасть с поголовьем семьи кроликов, предоставленных самим себе в яме с кормами, например, на восьмой месяц после начала «чисто математического эксперимента». Случайное совпадение? И да, и нет! Совпадение не обошлось без Леонардо Пизанского по прозванию Фибоначчи, а главное — без промысла Того, Кто сотворил Вселенную.