Знак убийцы - [36]

Подавленный отец Маньяни стоял перед сейфом: пусто. Метеорит исчез.

— God damn! — завопил Осмонд и грубо выругался.

Он склонился над дверью: ни единого следа взлома. Осмонд выпрямился, с большим трудом сдерживая себя.

— Подумать только, я доверился вам… Ну и кретин же я!

— Питер, вы ошибаетесь. Я сам решительно потрясен…

— Избавьте меня от вашего… притворства! Почему вы опоздали на собрание?

— Я застрял в пробке…

— Естественно! И вы были уверены, что сделаете свое грязное дело спокойно, поскольку меня послали туда. Поздравляю, отец Маньяни! Ваши начальники будут гордиться вами!

— Это абсурд, я…

Осмонд усмехнулся. Ему было стыдно, что он позволил одурачить себя, словно какой-нибудь дебютант.

— Абсурд, of course…[41] То, что исчезли доказательства, которые сводят на нет вашу веру, — это абсурд? Можно подумать, что такое впервые! Я прекрасно знаю, что вы, служители Церкви, готовы на все, чтобы спасти своего Бога. Вы не сжигаете больше людей на кострах, но довольствуетесь тем, что мешаете им говорить правду.

Отец Маньяни, не дрогнув, запротестовал:

— Нет, Питер. Враг вам — не я! Не я и не моя Церковь!

— Но вы не будете отрицать, что все совпадает. Мы наконец получили доказательство, что библейские сказания о сотворении мира — всего лишь набор глупостей, и мы могли бы сказать Паркеру и его сподвижникам: «Вот теперь заткнитесь!» И — бац! — доказательство исчезло!

Отец Маньяни сел, на глазах его выступили слезы.

— Я так же потрясен, как и вы. Я к этой истории непричастен. И чувствую себя ужасно виноватым в том, что не смог хорошо исполнить свою миссию.

Осмонд посмотрел на отца Маньяни. Он выглядел искренним. Американец пнул ногой стул так, что тот отлетел на другой конец комнаты. Самое грандиозное открытие за последние сто лет исчезло у него под носом. Он должен был остерегаться, он должен был… должен был спать здесь, чтобы ни на секунду не выпускать метеорит из виду. «Мюзеум» — настоящий проходной двор. Все ходят здесь кому куда вздумается. Ах, если бы они были в Соединенных Штатах, все было бы иначе…

Но что толку пережевывать свою злость? Осмонд встал у окна, и его мысли побежали вместе с машинами, которые поднимались по улице Бюффон.

— По-вашему, сколько человек знали код сейфа? — спросил лейтенант Вуазен.

Питер Осмонд вздохнул. Этот вопрос, который полицейский задал ему со странным безразличием, он задавал себе снова и снова уже полчаса.

— Два: отец Маньяни и я.

Гнетущая тишина нависла над собравшимися. Как только Мишель Делма узнал о краже, он примчался сразу, но смог только констатировать несчастье. Леопольдину, прибежавшую в приподнятом настроении, сразу охладила атмосфера подавленности, царившая в лаборатории: Осмонд и отец Маньяни, сгорбившиеся и понурые, казалось, были неспособны ни на какие действия.

Лейтенант Вуазен осматривал комнату в поисках следов.

— Вы кого-нибудь подозреваете? Кого-нибудь, у кого были бы особые основания украсть это у вас?

Питер Осмонд взглянул на отца Маньяни, без сил сидящего на стуле.

— Нет, особо никого, — вздохнул американец. — Но у меня много противников. Вы знаете, что я главный редактор серьезного научного журнала. Когда я отказываюсь от чьей-то статьи, я наживаю себе врагов. Когда я оспариваю результаты каких-то исследований, я приобретаю их еще больше. Но это главным образом в Соединенных Штатах. Здесь же, во Франции, у меня подобных проблем нет.

Мишель Делма счел необходимым поддержать своего ученика и друга.

— Профессор Осмонд у себя на родине часто призывался правосудием, чтобы разоблачать мошенников от науки. Еще недавно он давал показания в суде Канзаса против лжебиологов, которые пытались доказать существование Бога с помощью биохимии.

— Ладно… — сказал Вуазен с сомнением, пощипывая бородку. — Я не знал, что споры между учеными могут доходить до такого.

— В Соединенных Штатах судятся по любому поводу, — вздохнул Осмонд. — Но это потому, что многие люди болтают невесть что… Все же есть границы глупости…

— Я не знал, что глупость может измеряться научно.

Лейтенант Вуазен, остроумие которого чаще всего никого не смешило, обладал прекрасным качеством — он никогда не обижался. Другое его качество, на сей раз чисто профессиональное: он был одарен особым даром наблюдения. И во время допроса, и во время обыска он всегда был очень сосредоточен.

— Ну а у вас, отец Маньяни, у вас тоже есть враги?

Казалось, священника не покоробила бестактность вопроса, ведь он все же был адресован служителю Церкви.

— Насколько я знаю, нет. Я ученый и редко покидаю свою лабораторию. Даже если бы я захотел, у меня недостало бы времени заводить себе врагов.

Лейтенант Вуазен оценил удачный ответ. Он изобразил улыбку.

— Так, так… — пробормотал он, обследуя сейф.

Все взгляды обратились к Вуазену, который, сидя на корточках перед сейфом, достал из кармана салфетку «Клинекс» и вытащил из замочной скважины крохотную черную таблетку. Мишель Делма побледнел.

— Микро…

Лейтенант Вуазен крутил и вертел перед своими глазами эксперта таблетку, совсем маленькую, не больше монетки в десять сантимов.

— Микро с магнитными волнами. Сверхчувствительный. Он может регистрировать малейшие звуковые вариации. Он запомнил цифры кода, когда вы его набирали.