Знак Лукавого - [3]

Этой осенью бомба рванула.

Произошло это в маленьком кафе нашего речного вокзала. Это не самое худшее место в нашем городе. Особенно в хорошую погоду. Тогда, помнится, погода была просто изумительной, как всегда бывает в последние теплые дни осени. Ничуть не подозревая о том, что в прохладном ветерке, веющем с водной глади, истекают последние часы моей спокойной жизни, я безмятежно ковырялся в высыпанной в ладонь мелочи. Мелочи на «Мельника» не хватало. Не хватало ее даже на «Толстяка». Мои финансы тянули от силы на местного разлива «Жигулевское», славное отменным привкусом целлулоида, настоянного на ацетоне. Это сильно огорчало меня. Теперь бы мне такие огорчения!

Из-за соседнего столика за моими потугами превратить рупь шестьдесят в два рубля сочувственно наблюдал коротко стриженный мужик. Коротко стриженный и загорелый. Накачанный, как бык. В турецкой коже и в тертой джинсе. Вообще-то от таких вот крутых и стриженых черта с два дождешься сочувствия. Но в этот раз в мироздании что-то сработало не так, как всегда.

Я даже догадываюсь почему. Потому что по случаю теплой погоды я напялил рубашку с короткими рукавами. Тогда я не знал, что это очень неосторожный поступок. Для таких, как я.

И в результате все кому не лень могли пялиться на небольшое пятнышко чуть выше моего левого локтя, с внутренней стороны руки. Почти на сгибе. Обычно его принимали за родинку. Так, нарушение пигментации на крошечном участке кожи. Не более того. На самом деле это была татуировка. Весьма художественная. Нечто восточное. Цвета сепии ироническая миниатюра. Она напоминала странный цветок. Или насекомое. Но если приглядеться, то делалось ясно, что это не цветок и не странный жук, а физиономия.

Лик.

* * *

Лик этот «подарил» мне как раз Яша.

Вообще-то он любил, когда его называли Иаковом. В нем и вправду было что-то библейское. Округлое, так и просящееся на икону лицо. Значительный, внушающий безусловное доверие взгляд… И уж конечно, породистая, черная борода. Он отпустил бороду еще тогда, когда мне, как и другим его сверстникам, и бриться-то приходилось не каждый день. Должно быть, род свой он действительно вел от небезызвестных князей. По странному выверту своего характера он обижался, когда ему в шутку или всерьез намекали на такую возможность. Ему бы батюшкой устроиться в сельской глубинке. Цены бы ему там не было.

Но судьба и идиотское образование (два неоконченных факультета) определили его в нехристи. Не в атеисты – уточняю – а именно в нехристи. Причем в самую худшую их породу, ту, что искренне верит в «тонкий» мир, в астральные тела, в привидения, магию, колдовство, вампиризм и вообще черт знает во что. Всю эту муть он именовал «герметическим знанием» и очень гордился тем, что он якобы таким знанием наделен. Меня же он снисходительно именовал «теопофигистом». Это был результат моего неосторожного признания в том, что я не собираюсь менять свое поведение по жизни в том случае, если мне стопроцентно докажут, что бог есть. Или наоборот – что никакого бога нет. Бог сам по себе, я сам по себе. И никаких глупостей в духе: «Коли бога нет, то все дозволено!» Фигней страдали герои Федор Михалыча. Надо самому, без принуждения, стараться не быть сволочью, только и всего. Почему-то такая точка зрения, совершенно естественная на мой взгляд, не давала Якову покоя.

Как ни странно, он никогда не доходил до того, чтобы окончательно окрыситься и прекратить всяческое со мною общение. И вообще: я человек невежественный в оккультизме, который спокойно обходится и без веры в высшие силы, и без ожесточенного, все отрицающего неверия в них, – постоянно требовался ему в качестве собеседника. Точнее, слушателя его бредней. Чем-то я был ему необходим.

Само собой разумеется, рано или поздно до добра бы это не довело. Так оно и вышло, когда Яше привезли откуда-то из Бельгии ксерокс книги какого-то алхимика о магических свойствах тату. Человек долго по Востоку странствовал и во всякие сокровенные тайны магии тату проникал. Отчего его сочинение считалось черт-те каким кладезем мудрости. Только в глаза его видели немногие. Вообще-то не на одной этой книге свет клином сошелся для Яши – в смысле его веры в то, что нанесенные на тело рисунки могут каким-то таинственным образом влиять на судьбу человека. У него, можно сказать, целая библиотека была собрана на эту тему. Просто удивительно, что сам он никаких наколок себе не сделал ни разу в жизни, не спешил, так сказать, переходить от теории к практике.

Но эта книга почему-то задела его за живое. И от магии теоретической толкнула к магии практической. Возможно, потому, что автор сочинения звался не как-нибудь, а Якоб. Он же – Мюнстерский. Он же – Левый это совпадение я оценил не сразу, только после того, как Яша напомнил мне строчку из чего-то иронического под старину: «В шуйце – вострая катана, а в деснице – долото!».

То есть был тот странник-алхимик, можно сказать, его полный тезка. В ту пору я как-то не подумал, что порядочного человека ни с того ни с сего Левым не назовут… Жил этот тип когда-то во времена Леонардо да Винчи и много странствовал, как определил его биограф – «не только на восток, но и к югу от Магриба». То есть добирался куда-то аж до Черной Африки, как я это понимаю. Потом доживал свой век в Мюнстере. Где и накропал свой талмуд, столь прельстивший Яшу.