Знак Кота - [13]

В ощущении была боль, такая сильная, что я даже поморщился, несмотря на собственную ободранную кожу. Боль с привкусом страха.

Я брел, пошатываясь, опираясь на посох, стараясь избегать забитых песком впадин, в которых неосторожный может сломать ногу. Затем я остановился, ясно ощутив запах. Мускусный запах песчаного кота с привкусом крови и начинающегося заражения. Раненый зверь? Но как он мог пережить бурю? И песчаный кот…

Рассказы об их свирепости и хитрости — часть наших легенд. Мы с уважением относимся к каждому, кто смог убить песчаного кота. Насколько нам известно, мира между нами быть не может.

И все же боль тяготила мою душу. Если животное тяжело ранено и страдает — может, лучше прекратить его мучения? Мне приходилось резать глотки верно служившим мне яксам, когда я находил их бьющимися в агонии после нападения крыс. Ни одно живое существо не должно умирать такой медленной и мучительной смертью.

Я дошел до окончания впадины, в которой лежал пруд. Запах песчаного кота становился все сильнее, но я по-прежнему не видел следа животного. И вдруг послышалось низкое рычание. Я обернулся и увидел темный проем под скальной аркой.

Держа посох обеими руками перед собой, готовый опередить любой бросок, я стал красться вперед. Совершенно непроизвольно я заговорил, словно повинуясь какому-то инстинкту, о котором прежде не знал ничего.

— Я пришел с миром, могучий… с миром… Затем я начал тихонько мурлыкать себе под нос, как обычно делал, когда лечил раненых животных из своего стада. Я давно заметил, что это, кажется, их успокаивает.

В темноте что-то зашевелилось. Мерцание песка помогало моему ночному зрению. Во впадине лежало мохнатое тело, и запах гноящихся ран был отвратителен. К ощущению исходящей от зверя боли добавилась еще и угроза и даже вызов…

Я попытался упорядочить собственные мысли, подавить все страхи, которые вызывал в моей душе этот зверь, и опустился на колени перед входом в пещеру.

— Великий, я пришел с помощью…

Когда я наклонился, кошачья подвеска выпала из складок моей густо запорошенной песчаной пылью дорожной рубахи. Это испугало меня, поскольку она сверкала ярче, чем мерцающий песок. Я схватился было за нее — но жара она не испускала, просто горела все ярче и ярче.

Нарастающее рычание из темноты прекратилось. Боль я ощущал по-прежнему, но теперь появилось еще что-то, что я не мог определить. Я понимал только то, что если буду продвигаться вперед, то ни посох, ни нож мне не понадобятся. Потому я отложил посох и двинулся вперед.

Взгляд золотых круглых глаз встретился с моим.

— Великий, — медленно произнес я.

Затем я уловил еще один запах — крысиное зловоние, и моя рука наткнулась на обглоданную дочиста кость. Моя подвеска светила все ярче, и я увидел, что передо мной самец с покалеченной ладой. Та распухла, и от нее исходил гнилостный запах. Может, слишком поздно уже было предлагать ему какую-либо помощь, кроме чистой смерти, но я мог хотя бы попытаться, и что-то в глубине души говорило мне, что я должен это сделать.

Те самые водоросли, которые, как я надеялся, помогут моему ободранному лицу, — могут ли они вытянуть гной? По крайней мере, я мог принести ему воды и что-нибудь еще, что облегчит его страдания.

— Великий, я иду за тем, что тебе поможет. — Я говорил с ним, как с раненым котти. Если я боялся не меньше, чем он, то сейчас страх уходил.

Спуск к водоему был трудным. Мои израненные руки горели, когда я спустился к воде. Впервые я вспомнил о крысах, которые удрали, когда поднялась буря. Я прислушался, глубоко вдохнув, попытался уловить их запах. Но никаких признаков крыс не было. Тогда я подошел к пруду и погрузил руки глубоко в гущу водорослей. Тут было слишком темно, чтобы различить их по цвету и отделить одни растения от других, так что я просто набрал их, сколько смог, и с охапкой водорослей снова выбрался наверх и пошел к пещере.

Наверное, раненый зверь учуял, что именно я несу. Он заворчал было, но потом успокоился. Я осторожно выжал сок из нескольких горстей водорослей на камень, где он мог его слизывать, а затем занялся его ранами.

При свете вспыхнувшей снова подвески я увидел, к своему облегчению, что рана только одна. Осторожно двигаясь и снова мурлыча себе под нос, пытаясь показать, что хочу ему не зла, а только добра, я растер другие водоросли в кашицу и осторожно, чтобы не причинить неловким прикосновением боли, начал намазывать ее на рану.

Лапа дернулась, я увидел, как показались его страшные острые когти. Он поднял голову, оторвавшись от остатков водорослей, и снова уставился на меня круглыми немигающими глазами. Я не позволил себе так просто испугаться и закончил свою работу так аккуратно, как мог. Затем я уселся неподалеку, скрестив ноги, и жадно доел то, что осталось от запаса водорослей. Они слегка горчили, но я был уверен, что они не отличаются от тех видов, что мы выращиваем дома, в нашем водоеме, и их сок был для меня таким же приятным, как и их прикосновения — для моей кожи. Крысы не успели отравить водоем.

Песчаный кот покончил с водорослями. Здоровой лапой он подтолкнул изгрызенную кость, и я понял, что ему нужно больше еды, чем горстка растительности, но вяленого мяса у меня с собой не было. А самому разыскивать и убивать крыс — к такому испытанию я пока что не был готов, хотя и понимал, что его мне рано или поздно не избежать.