Знахарь - [10]

Профессор придавил ногами мусор, напрягся и попытался поднять свое непослушное тело.

— Двигайтесь. Еще! Еще! Один я не справлюсь. О-о-о! Нет, не могу! Поднатужьтесь. Ну, не будете же вы подыхать здесь!

Руки Баньковского коснулись мокрых слипшихся волос. Он понюхал пальцы и спросил:

— Вас били? Что?

— Не знаю…

Хозяин колебался.

— Так или иначе, не сдыхать же вам на свалке. Тьфу!.. Слушайте, у меня вожжи. Вам нужно только встать, а там как-нибудь подтянетесь.

К лежавшему на земле профессору, видимо, постепенно возвращались силы. Он поднялся один раз, второй, но снова падал, хотя Баньковский поддерживал его, как мог.

— Ничего не выйдет, нужно идти за помощью. Наверное, уже подъехали люди.

Он выбрался из ямы и спустя несколько минут вернулся с двумя мужиками, объясняя им, что какие-то варшавские бандиты убили здесь Петровского из Бучиньца. Без слов мужики взялись за работу и, вытащив раненого из ямы, уложили его на телегу старика. Спасенный почувствовал себя лучше. Он самостоятельно сел и стал жаловаться на холод.

— Оставили на нем только штаны, сволочи. — выругался один из хозяев.

— Нужно бы его в комиссариат, — заметил другой.

Баньковский пожал плечами.

— Это не мое дело. Я подвезу его до Бучиньца, это по дороге, а там его сыновья пусть делают, что хотят. В отделение или куда — их дело.

— Ну да, — согласились мужики, — их дело.

Старик подсунул под голову лежавшему мешок с сеном, сам сел на голые доски и дернул вожжи. Когда выехали на шоссе, он устроился поудобней и задремал. Лошадь сама хорошо знала дорогу.

Проснулся он, когда уже было светло. Протер глаза и осмотрелся. За спиной на телеге, прикрытый попоной, лежал какой-то незнакомый человек: крупное одутловатое лицо, черные волосы, склеившиеся на затылке от запекшейся крови. Баньковский поклялся бы, что никогда не видел этого человека, а на Петровского из Бучиньца он совсем не был похож, разве только ростом и сложением, потому что тот тоже был могучим мужиком. Из-под короткой дырявой попоны выглядывала тонкая разорванная рубашка, испачканные грязью брюки и башмаки городского жителя.

— О, дьявол! — воскликнул он и задумался, что же ему делать в сложившейся ситуации.

Баньковский прикидывал, взвешивал и, наконец, наклонившись, потряс за плечо своего пассажира:

— Эй, пан, проснись! Нелегкая тебя принесла! Проснись! Сам себе беду из-за него найду… Проснись!

Пассажир едва открыл глаза и приподнялся на локте.

— Кто ты такой?.. — злобно спросил мужик.

— Где я, что это? — ответил пассажир вопросом на вопрос.

— А на моем возу. Что, не видишь?

— Вижу, — кивнул человек и с трудом сел, подтягивая ноги.

— Ну?

— А как я тут оказался?

Баньковский отвернулся и сплюнул. Нужно было подумать.

— А я знаю? — пожал плечами. — Я спал, а ты, наверное, влез на телегу. Ты из Варшавы, что?

— Откуда?

— Я и спрашиваю, пан из Варшавы?.. Если так, то тебе нечего ехать со мной в Вульку или Бучинец. Я же еду домой, а вам не в Вульку. Мне уже за той мельницей поворачивать надо… Сойдете или как? До городской черты отсюда десять километров.

— До чего? — спросил человек, а в его глазах было изумление, замешательство.

— Я говорю, до городской черты. Вы из Варшавы?

Человек потер лоб, посмотрел вокруг широко открытыми глазами и сказал:

— Не знаю.

Баньковского взорвало. Теперь он понял, что имеет дело с проходимцем. Осторожно дотронулся до груди, где был спрятан мешочек с деньгами и оглянулся. На расстоянии в полкилометра от них тащились три телеги.

— Что ты дураком прикидываешься, — проворчал старик, — не знаешь, откуда ты?

— Не знаю, — повторил человек.

— Ты свихнулся, что ли? А того, кто тебе голову разбил, наверное, тоже не знаешь?

Тот потрогал свою голову и подтвердил:

— Не знаю.

— Ну, так слезай с телеги! — крикнул окончательно выведенный из себя старик. — А ну, пошел! Слазь!

Он натянул вожжи, и лошадь остановилась. Незнакомец послушно сполз па шоссе. Сполз и стал, оглядываясь во все стороны отсутствующим взглядом. Баньковский, видя, что незнакомец не имеет никаких злых намерений, решил обратиться к его совести:

— Я с тобой по-людски, по-христиански, а ты со мной, как с собакой. Тьфу, городская падаль! Я его спрашиваю, из Варшавы ли он, так и то говорит, что не знает. Ты, может, не знаешь тоже, что тебя мать родила?.. Может, не знаешь, кто ты и как тебя зовут?.. Незнакомец смотрел широко открытыми глазами.

— Как… зовут?.. Как?.. Нннет… не знаю…

— И мускулы его лица сжались, как бы от страха.

Тьфу! — сплюнул Баньковский и решительно стегнул кнутом коня.

Телега двинулась вперед. Отъехав несколько метров, хозяин оглянулся: незнакомец шел за ним по обочине.

— Тьфу! — плюнул старик и принялся нахлестывать клячу, пока та не пошла рысью.

Глава II

Исчезновение профессора Рафала Вильчура всколыхнуло весь город. Прежде всего, в этом происшествии чувствовалась какая-то тайна. Все те, кто на протяжении многих лет встречался с профессором и хорошо его знал, были убеждены, что о его самоубийстве не может быть и речи. Вильчур отличался жизнестойкостью, любил свою работу, семью, любил жизнь. Его материальное положение было великолепным, известность продолжала расти. В медицине его считали знаменитостью.