Знахарь - [20]

— Откуда тебе известно про Елену? — удивилась Антония.

— А что, только тебе одной Бог помогает? Пока я в беспамятстве была. Он мне знак дал свыше, — ответила она и со злорадством посмотрела на Антонию.

Антония рассердилась и, встав с постели, выпрямилась:

— Непослушная! Тебе еще многому надо научиться, чтобы стать достойной невестой Христа!

У Дианы от неожиданности задрожали руки:

— Что? Ты хочешь, чтобы я осталась здесь? Никогда! Слышишь? Никогда! — кричала она вслед уходящей матери, а когда дверь за нею закрылась, откинулась на подушки и горько заплакала.

— Не было у меня матери, так и не надо было посылать ее! Господи, за что мне такое?

Через месяц мать-настоятельница и игуменья Антония заставили Диану подписать акт об отказе от наследства в пользу монастыря.

— Берите! Делайте, что хотите! Только оставьте меня в покое! Я никогда не стану послушницей, я такое устрою в вашем монастыре, что вы сами попросите меня его покинуть!

— Тише! Сама не ведаешь, что говоришь! Бог может наказать тебя за такие слова, — успокаивала ее Антония.

— Он меня и так наказал, послав тебя! — крикнула она.

Как ни старалась Антония приблизить дочь к себе, ничего не получалось. Вместо этого началось противостояние и борьба между двумя женщинами.

— У тебя никого на свете нет кроме меня, ты моя дочь и подопечная, и теперь только я могу распоряжаться твоей жизнью, — убеждала мать. Диана лишь молчала и, отвернувшись, плакала, глядя на отвратительные и холодные стены кельи.

Глава 12

Много раз Филипп перебирал в памяти события, которые привели к такому неожиданному и неприятному повороту.

«Неужели Елена? Неужели она могла нас предать?!» — размышлял он и отбрасывал эту мысль снова и снова.

Он проснулся в камере. Теперь он окончательно понял, что Елена умерла. До последнего момента он пытался сохранить надежду на то, что девушка ранена и уже поправляется, но сон, в котором он увидел ее ангелом, дал ему разгадку. Елена умерла, но благословляет Филиппа и Диану. Он во сне услышал те же слова, что и Диана.

Так они и жили, Диана и Филипп, в разных концах города, как в разных концах света. Засыпая, они умирали, а просыпаясь, оживали в одиночестве, холоде и смятении. И лишь теплящаяся надежда на лучший исход поддерживала в них силы.

Только сейчас Филипп понял, насколько сильно любит Диану. Он знал, что найдет ее, чего бы это ему ни стоило.

А Диана убедилась, что любима Филиппом и тоже по-настоящему любит его. Теперь никто и ничто не сможет разрушить это сильное чувство.

* * *

— Как же я теперь буду жить? Без кормильца-то? — плакала, сидя в одиночестве, Глаша.

Вчера пришло письмо от Олега. Он сообщил, что ближе к весне приедет домой. Глаша решила написать им про отца. Сил больше не было переживать горе одной. В марте Олег приехал. Вместе с Максимом Парфеновым, мужем Ольги.

— Правду говорят, что Дмитрий этот по ночам какие-то колдовства вытворяет? — спросил Максим у Глаши на третий день своего пребывания.

— Ох, сынок! Многое говорят про него, но где правда, где ложь — никто не знает. Врач он хороший, вон, и брата твоего, и мать на ноги поставил, даже денег за это не взял! Как тут судить? А моего… Павла… — тут она расплакалась и вышла в сени.

— Мне кажется, надо разобраться, что творится в Ближнем, — сказал Олег. — Я останусь здесь до весны.

— А учеба? А что я передам сестре и Алексею? — спросил Максим.

— Так и передашь, — ответил Олег.

Он решил пойти к младшему брату Парфеновых Кириллу и расспросить его про Дмитрия Богуна.

* * *

Филиппа перевели в московскую тюрьму, где должно было состояться слушание. Этому способствовала игуменья Антония, которая донесла до митрополита Павла весть, что Филипп пытался украсть послушницу Диану Половцеву для плотских утех, которыми сей молодой человек славится.

Откуда она взяла это? Придумала. Но митрополит, человек очень благовоспитанный, верил Антонии. На суде присутствовали церковные заседатели, и потому приговор оказался суровым. Через месяц, в апреле, Филиппа должны были сослать в Сибирь, но холодных и дальних дорог Филиппу не довелось изведать.

На этап, откуда арестантам была прямая дорога на север, их привезли промозглым весенним вечером. Филипп, в отличие от других, чувствовал себя хорошо, учитывая, насколько, конечно, хорошо может быть заключенному. Физически он был силен и крепок, а душевно еще страдал мало, потому не отчаивался и старался держаться и не показывать своего крайне угнетенного состояния.

Каморка, в которую их заселили, рассчитана была едва на два десятка человек, а их было около шестидесяти. Воздух был невыносимый, люди кашляли, задыхались, стонали, но некоторые, как заметил Филипп, расположились очень даже неплохо по сравнению с остальными.

— Эй, ты, подойди! — услышал он позади незнакомый голос. Филипп обернулся. Здоровый волосатый детина с самокруткой в зубах пальцем поманил его. Филипп подошел к сидящим на нарах. Это были закоренелые преступники. Их лица не выражали никаких чувств и эмоций.

— Чего вам? — спросил Филипп.

— Какой прыткий! Мне такие нравятся! — сказал один из сидящих. Пять пар глаз уставились на него.

— Красавчик, за что загремел? — спросил тот, который позвал его.