Зиновию приняли почти враждебно и хотели дать ей почувствовать, что ее здесь только терпят. Гостье это стало ясно уже с первой минуты, однако она решила не обращать на это внимания. Зиновия не отличалась ни злобностью, ни мстительностью, она лишь была эгоисткой, но эгоисткой любезной и добродушной. Бесконечно жить с пистолетом в руке, как бы в состоянии войны со всеми, или подобно одинокому фермеру среди евреев — такое было для нее просто немыслимо.
Сложившуюся ситуацию нужно изменить, и это касается не только ее отношений с родственниками — нет, все здесь, в Михайловке, должно приобрести новый облик, веселый и жизнерадостный; отныне здесь, как и в столичном ее окружении, тон будет задавать ее вкус. Она ведь уже не с одним человеком справилась, справится и с Меневыми, этими полу крестьянами. К тому моменту, как Зиновия снова поднялась на ноги, у нее созрело решение, а коль скоро она что-то решала, дело можно было считать выполненным. Зиновия отворила окно, выходящее во двор, и дождалась, пока кучер ее увидит.
— Дорогуша, — крикнула она с милой улыбкой, хотя предпочла бы залепить старому медведю увесистую оплеуху, — не будешь ли ты так любезен, чтобы принести мне мои чемоданы — прямо сейчас.
Потребовалось еще немало времени, прежде чем кучер и казачок, смазливый хлопец лет двадцати, начали вытаскивать из коляски бесчисленные чемоданы, корзинки, коробки и коробочки, однако Зиновия не проявляла признаков нетерпения. Она уже начала плести паутину, в которой вскоре предстояло увязнуть, как огромной мухе, всей Михайловке. Последняя корзинка была выгружена и принесена в комнату, Мотуш с яростной выразительностью поглаживал седые усы, а Ендрух, казачок, широко раздувал ноздри, что было у него очевидным признаком негодования, когда Зиновия в первый раз взмахнула волшебной палочкой, сунув в руку каждому из двух заговорщиков по серебряному гульдену. И тотчас же приветливые улыбки озарили свирепые физиономии. Мотуш поспешил запечатлеть поцелуй на ее плече, а казачок даже преклонил колено, чтобы в глубочайшем смирении прикоснуться губами к краешку ее платья.
— Так, мой друг, — обратилась Зиновия к старику, — а теперь пришли-ка мне горничную, да поскорей.
Софья, занимавшая эту должность, не заставила себя долго ждать, поскольку звон серебряных гульденов, вероятно, достиг и ее ушей.
— Какая ты симпатичная, — сказала Зиновия, потрепав ее по щеке. Софья залилась румянцем. — Принеси-ка воды умыться, а потом сразу поможешь мне распаковать вещи и переодеться.
Малышка стрелой слетела по лестнице и в двух громадных кувшинах принесла воды — в количестве вполне достаточном, чтобы искупать слона. Зиновия, точно русалка, весело поплескалась в тазу, после чего быстро разобрала багаж и, наконец, занялась своим туалетом. Софья изумленно застыла с открытым ртом и все никак не могла оправиться от удивления. Ее поразила красота этой женщины, сотворенной, как ей казалось, не из плоти и крови, а, точно ангел, из аромата цветов и золотого солнечного сияния. Она была поражена несметным множеством и роскошью платьев, манто, шляпок и туфелек, шуб и драгоценностей, и ничуть не меньше поразило ее воображение облако белоснежного белья и кружев, в которое окунулась приезжая, прежде чем надеть скромное, но великолепно на ней сидевшее черное шелковое платье.
— Знаешь, ты в самом деле очень симпатичная, — сказала Зиновия, покончив с переодеванием. И она вовсе не льстила девушке, потому что маленькая, белокожая с русыми волосами Софья делала честь своим двадцати двум годам. — Однако, — продолжала Зиновия, — тебе следует лучше одеваться, не так по-крестьянски, погоди-ка, я тебя сейчас немного принаряжу.
И она начала с того, что вплела ей в русую косу широкую ленту из голубого атласа, надела на шею нитку крупных алых кораллов и воткнула в волосы на затылке большой белый гребень.
— Все это отныне твое, деточка.
Софья радостно охнула и, зардевшись как маков цвет, бросилась к ногам красивой барыни, восторженно поцеловала ее черную атласную туфельку, а затем торопливо выбежала из комнаты, чтобы полюбоваться на себя в зеркало и показать другим девушкам свои сокровища.
Тем временем Зиновия тихонечко, на мягких кошачьих лапках, прошлась по комнатам второго этажа, потом спустилась по лестнице во двор и обошла сад. На обратном пути она произвела смотр всего хозяйства и затем снова вернулась в дом. Первым делом она ознакомилась с местностью. В прихожей же столкнулась с Натальей.
— Какая ты счастливая, — сказала Зиновия, — в своей чистоте, свежести и здоровье, такое очаровательное создание нынче можно встретить только в деревне.
Затем она вошла в комнату Аспазии.
— Ах, какой блеск! — с плохо скрываемым раздражением воскликнула та. — В нашем доме, моя милая, тебе нет надобности так наряжаться.
— Прошу прощения, — возразила Зиновия, — но именно у вас я обязана особенно за собой следить. Это признак неуважения, когда человек появляется перед друзьями и родственниками в неряшливом виде. Вот ты, например, как одета? Позволь напомнить, что ты еще красивая женщина, это и молодые люди тебе подтвердят.