Змея - [20]

Первой моей мыслью было подготовить к его появлению маму; потом я стала решать, как мне надо с ним себя вести, и решила, что надо быть холодно-вежливой, чтобы скрыть мою радость, но Владимир был уже рядом, и, очутившись в его крепких объятиях, я не произнесла ни слова, мне только показалось, что лучи весеннего солнца стали вдруг совсем близкими и от их тепла голова моя сладко закружилась...

В это время сзади нас распахнулась дверь, и мама с ведром в руке встала на пороге. Ведро выпало из ее рук и, звонко стукнувшись о деревянный порог, покатилось. Владимир, ничуть не растерявшись, галантно ей поклонился, поднял ведро и пошел за водой к колодцу.

- Иди сию минуту в комнаты! - вне себя от гнева, крикнула мне мама.

Позднее оказалось, что Владимир сразу догадался, куда мы уехали, но задержался в Москве из-за вечернего концерта. На рассвете, не дожидаясь поездов по Брянской дороге, он поехал по Александровской, сошел в Голицыно, причем, желая сократить путь, свернул с шоссе и, не зная дороги, рискуя жизнью, пустился в переправу по только что тронувшейся реке. Ранним утром он уже был в Петровском.

Когда из больницы пришла Наталья Александровна, мама, очевидно дождавшись свидетеля, начала отчитывать Владимира. В конце своей речи она добавила:

- Итак, я высказала все! Если моя дочь вас любит, я требую, чтобы она сейчас, сию минуту выходила бы за вас замуж! И немедленно покинула мой дом. Если она не хочет быть вашей женой, я требую, чтобы вы вообще избавили нас от вашего присутствия. Что вам угодно? Какие у вас права? Вы же сами разорвали ордер и еще воображаете, что я буду вас терпеть в своих комнатах?

- Да, я разорвал его, - тихо и спокойно ответил Владимир, - но я тут же раскаялся в этом поступке. Я буду жить с вами до тех самых пор, пока не уговорю вашу дочь выйти за меня замуж... - и тут Владимир, к великому ужасу моей матери, вынул из кармана и развернул перед нею ордер. Его четыре разорванные части были аккуратно подобраны, и он, наклеенный на толстую бумагу, выглядел целым и невредимым. - Вот, - добавил он, - если вы будете идти против меня, я скажу, что ордер разорвали вы, и мне поверят скорее, нежели вам!

- Подлец! - воскликнула мама и, обратясь ко мне, закричала: - ты, Китти, можешь, если желаешь, выходить за этого "джентльмена", и чтобы ни тебя, ни его я больше не видела! Немедленно убирайтесь оба вон! С глаз моих долой!

- Да, это некрасивый поступок, - возмутилась я, - и честным его нельзя назвать... Но вспомните, мама, вы плакали перед Владимиром, и ради ваших слез он разорвал ордер... А вы сами были так уж безукоризненны?.. Потом, почему вы гоните меня из дома? За то, что мне нравится Владимир? Да, нравится! Но замуж я не собираюсь. Для замужества надо иметь желание вить свое гнездо, растить детей, ухаживать за мужем, стряпать пироги... все это не прельщает меня! Я осталась с тринадцати лет без образования, сейчас мне нет еще восемнадцати, и я ничего из себя не представляю, я недоучка, без профессии, даже без простого ремесла.

Владимир, все время взволнованно меня слушавший, при моих последних словах подошел и протянул мне ордер.

- На, возьми! - мягко сказал он.

К негодованию моей матери, я не протянула руки за этой всемогущей бумагой, и сцена эта была мне глубоко противна.

- Это не искупит твоего поступка, - ответила я, - и вторичной минутой твоей слабости я не воспользуюсь. Храни эту жалкую бумажонку, если ты видишь в ней твою власть надо мной!

После этого мы еще долго объяснялись, потом обедали, пили чай, затем, помирившись, играли в Джоккэра и, наконец, вечером втроем поехали в Москву.

Все трое были довольны. Мама была счастлива - оттого ли, что я не собираюсь замуж за Владимира, или же убедившись в том, что он не опасен.

Владимир же был счастлив оттого, что вновь попадал с нами под один кров. Я радовалась тому, что наступило хотя и временное, но перемирие, однако душа моя была полна смятения, и казалось, что-то тонкое, нежное, неуловимое улетело навсегда. Как легко "выпихивает" мама меня замуж, и как смеет Владимир утверждать, что я стану его женой?! Разве не прав профессор? Конечно, мы с мамой - это "приключения маркиза Рокамболя", и вот их достойное начало!..

Был вечер, когда мы подъезжали к Москве. Мама с Владимиром были заняты профессиональными разговорами о методе пения, и мама, забыв обо всем, рассказывала ему о маэстро Италии. Я смотрела в окно на приближавшиеся огоньки Москвы и думала: сколько музеев, галерей, учебных заведений, театров в этом городе, сколько в нем можно найти наслаждений!.. Разве не в познании нового, не во внутреннем росте, не в вечной борьбе мысли, не в творчестве заключено то, что мы зовем счастьем?..

Вчера только в Петровском помирились, а сегодня уже Владимир закатил совершенно неприличную сцену ревности к моему романсу...

Зная, что вечером Владимир поет в концерте в Доме Союзов, к нам пришли гости, мои друзья: Илья Ефремович, Виталий, Ричард, профессор Т. и Львов; последний намеревался нам петь. До отъезда Владимира оставалось каких-нибудь полчаса, и я, чтобы занять время и предотвратить всякие выпады с его стороны, пошла и села за рояль. Я уже чувствовала, что Владимир при виде пришедших бледнел от злости и готов был ринуться на любого.