Змей и жемчужина - [135]

«Жеребцу». Я вас умоляю.

И в конце концов я не поехала в Бассанелло. Вместо этого Орсино приехал ко мне.

ЛЕОНЕЛЛО

— Осторожнее, — крикнул я вслед маленькой Лауре Орсини. Дочурка Джулии Фарнезе бегала по краю озера, смуглая и голенькая, как маленькая водяная нимфа, её сброшенная за ненадобностью рубашка лежала рядом со мною. Я сидел в тени высокого дуба и бдительно наблюдал за своей маленькой подопечной. Был уже ноябрь, но зимние холода ещё не наступили, и было ещё достаточно тепло для того, чтобы Лаура могла носиться у озера совсем раздетой.

— Нельзя позволять ей бегать вот так, — журили Джулию её шокированные невестки. — Это же неприлично!

— Я тоже плавала в этом озере голой, когда была в её возрасте, — возразила Джулия. — И со мною не случилось ничего дурного. Пусть бегает, у нас ещё масса времени, чтобы воспитать из неё важную даму.

— Хотя бы заставь её надевать сорочку в присутствии мужчин! — Невестки бросили недовольные взгляды на меня. Но Джулия их не послушалась, и, поскольку нынче днём она отправилась — как делала на удивление часто — отнести еду нищим Каподимонте, её дочка осталась на попечении моём и нескольких нянек. Мы должны были отвести малышку вниз по извилистой тропе, которая, словно лестница, спускалась от замка к плещущемуся внизу озеру, где между скал росли дубы. Устав от болтовни нянек, я услал их обратно в замок; передо мною простиралось озеро, голубое и сверкающее под таким же голубым куполом неба: над головой пели дрозды; на другом берегу озера виднелся шпиль церкви. Хотя было всё ещё тепло как летом, на ветвях дуба я уже видел засохшие листья, палая сухая листва шуршала подо мною, когда я ворочался на своём расстеленном под дубом плаще, и я отчётливо понял — настала осень.

Нравилось это La Bella или нет, её летняя идиллия подошла к концу.

— Лео, Лео! — закричала с кромки воды Лаура. — Чипаски!

Я уже хорошо понимал, что хотела сказать полуторагодовалая Лаура. «Чипаски» означали «черепашки».

— Только не говори про них синьорине Кармелине, когда я отведу тебя в кухни на обед, — посоветовал я, глядя на неё поверх «Размышлений» Марка Аврелия. А то она придёт сюда с сачком, и на следующий день эта малышка-черепашка, которую ты держишь в руке, очутится на твоей тарелке.

Лаура захихикала; маленький подвижный бесёнок, сидящий на пятках и шевелящий пальчиками ног в мягкой озёрной грязи, осторожно выпуская черепашку обратно в воду. Половину лета она училась ходить и бегать возле озера, и её кожа за это время загорела почти до черноты, а светлые мягкие кудряшки выгорели на солнце до бледно-золотистого цвета. — Не глубже чем по колено, — предупредил я, когда она зашла в озеро. — Ты же знаешь, что сказала твоя матушка.

— Да, Лео. — Лауре я нравился. Я был для неё старым дядей, но из-за моего низкого роста ей было со мною удобно. Она делала свои первые неуверенные шаги, держась за мои короткие пальцы, и я не имел ничего против. Она была прелестная малышка, слишком маленькая, чтобы знать, как быть жестокой. Почему бы не насладиться этим, пока она не стала старше?

— Леонелло!

Это был голос мадонны Джулии, и ещё до того, как я поднял взгляд от книги, мне показалось, что он звучит странно. Как-то сдавленно, и, когда я увидел, как она приближается, осторожно ступая по берегу озера у кромки воды, я заметил, что за нею идёт ещё одна фигура. Молодой человек, примерно двадцати одного года, светловолосый, голубоглазый, всё ещё по-юношески худой. Я пощупал маленький ножик в моей манжете больше по привычке, чем из страха. За все два с лишним года, что я служил телохранителем у La Bella, мне ещё никогда не приходилось вставать на её защиту, и вряд ли мне надо будет защищать её от этого молодого человека, которого она по собственной воле вела к своей дочери.

— Лаура, — сказала она, наклоняясь, и малышка бросилась в её объятия, точно маленькая коричневая обезьянка. Джулия подняла её, пригладив её светлые кудряшки, и повернулась к молодому человеку с улыбкой, которую, пожалуй, можно было назвать... нервной. — Лаура, позволь мне представить тебе Орсино Орсини.

Dio. Я положил книгу на плащ, с большим интересом глядя на нашего нежданного гостя. Я никогда прежде его не видел — молодого мужа Джулии, которому наставил рога сам Папа Римский.

— Это она? — У юноши был приятный тенор, но звучал он нервозно.

— Да. Lauretta mia, это твой... то есть это мой...

Тут Джулия остановилась. «Твой отец», но что касалось отцов, то Лаура знала только одного — грубовато-добродушного, весёлого Римского Папу. «Мой муж», но насколько мне было известно, мадонна Джулия последний раз видела его ещё до рождения Лауры.

— Это Орсино Орсини, — сказала в конце концов La Bella, присев в реверансе с малышкой на руках и избегнув таким образом всего этого запутанного клубка проблем.

Голубые глаза Орсино Орсини быстро оглядели девочку, которая носила его фамилию. Может быть, он искал в её лице сходство с собой? «Бесполезно», — подумал я. Все хорошенькие белокурые девочки похожи друг на друга — и мужчины настаивают, что их дети похожи на них только из тщеславия. Лаура была просто счастливым ребёнком на руках у матери и нисколько не походила ни на Орсини, ни на Борджиа.