Змей - [15]

— Да ей-то чего тревожиться? — подхватил Калота, которому предложение Гузки сразу пришлось по душе. — Чего ей тревожиться? Что на смерть идет? А будь она копьеносцем либо там стрелком, разве не пришлось бы на смерть идти? Не только пошла бы, да еще бы и «у-лю-лю» кричала. Разве не так? В конце-концов, двум смертям не бывать, а одной не миновать!

— Что верно, то верно! — хором поддакнули боярские советники.

— Каждый из нас готов умереть, — вставил Гузка. — Было бы за что.

— А вдруг, — заговорил Кутура, — змей потребует девицу из хорошего рода? Что тогда? Так и в сказках сказывается. Змею подавай не какую ни на есть девицу, а чтоб непременно богатую да родовитую.

— Коли о моей дочери речь, — забеспокоился Гузка, — то змей на такую уродину и взглянуть не захочет, а уж есть и подавно.

— И моя тощая, как вобла, — сказал Кукуда. — А змею, небось, жирненькую надо!

— Да что вы там мелете? — рассердился боярин. — Ведь решено: сироту! Называйте имя, и делу конец. Скоро светать начнет, змей, того и гляди, опять рев подымет.

— Из сирот самая красивая — Джонда, — сказал Гузка.

— Жалко! Этакую красавицу в пасть чудищу кидать! — проворчал себе под нос Варадин, а вслух произнес: — Согласен! Согласен! Если змею некрасивую подсунуть, он обозлиться может.

— То-то и оно! Не будем змея сердить, — согласились старейшины.

Один Кутура ничего не сказал, только головой кивнул. Было решено, что на рассвете Бранко со Стелудом схватят Джонду, свяжут ее и вместе с козами и телятами доставят чудищу на завтрак.

Решение закрепили зарубками на посохе Гузки. Старейшины один за другим отвесили боярину поклон и удалились.

Калота, как остался один, хлопнул в ладоши. Тут же открылась потайная дверь, и появился вооруженный до зубов начальник стражи.

— Говори! — приказал ему боярин.

— В крепости, твоя милость, все спокойно. Да вот соглядатаи донесли — в деревне творится неладное...

— Что?

— Мужики болтают, будто ты боишься послать войско на змея, пошел с чудищем на мировую и терпеть этого больше нельзя.

— Да это бунт! — Калота как взбесился — ногами затопал, лягушачьи свои глазки еще больше выпучил. — Кто смеет говорить такое? Отрубить языки! Нет, головы — напрочь!

— Их много, твоя милость. Перво-наперво старый злоязычник Панакуди, — принялся перечислять начальник стражи. — Потом — пройдоха по прозвищу Козел. Третий — того же поля ягодка, прозвище ему Двухбородый.

— По волоску обе бороды ему выщиплю! По волоску! — шипел боярин, такая на него злость накатила.

Потом пастухи, которые в живых остались... Почти все дровосеки...

— У-у, олухи безмозглые! — скрипнул зубами Калота. — Еще кто?

— Колун.

— У-у, я этого Колуна так разделаю, что он костей не соберет! Пес шелудивый! Я его в главные дровосеки произвел, а он?! — еще больше разъярился Калота и пошел сыпать ругательствами и угрозами. А как облегчил душу, обратился к начальнику стражи: — Твои люди готовы?

— Стража всегда наготове, твоя милость! Только знамение, вишь, было недоброе — на правой лопатке жертвенного агнца проступили дурные знаки...

— Что же делать? Надо же злоязычников усмирить?

— Не могу знать, твоя милость. Как прикажешь, так и будет исполнено. А что делать, о том прорицателя спрашивай. Советы давать — это по его части! — ответил начальник стражи с поклоном.

— Хорошо! Зови сюда прорицателя.

Калота стал вышагивать взад-вперед по парадному залу, пока перед ним не предстал главный прорицатель. Был он до того тощий, словно сроду не прикасался к съестному. Ногти на руках длинные, нестриженные, волосы дыбом, и в них три павлиньих пера торчат. Как услыхал прорицатель, для чего боярин его к себе призвал, замотал башкой и коротко, но решительно произнес:

— Ни-по-чем!

— Что «нипочем»? — удивился Калота.

— Стража нипочем не должна хватать и избивать виноватых! — объяснил прорицатель. — А ты, боярин, схорони пока свой норов в самом глубоком подземелье. Понял?

— Нет еще... — признался Калота.

— А коли не понял, слушай дальше, — продолжал прорицатель. — Крестьяне и без того тебя терпеть не могут. А если ты на них стражу напустишь, так ведь они народ отчаянный, разнесут твой замок по бревнышку, да и с тобой церемониться не станут.

При этих словах Калота вздрогнул, однако сдержался, ничего не сказал. Главному прорицателю были ведомы все небесные тайны, и боярин его побаивался.

— Тут не силой, а ловкостью надобно действовать. Призови злоязычников — вроде бы на совет. Побеседуй с ними , посмейся, да не гневайся попусту, будь с ними помилостивее. Среди этого сброда будет и наш человек. Все и без тебя сделается, — гнусавил прорицатель. — Простой народ любит по пустякам препираться. Начнется спор, потом пойдут тычки, драка. А в драке всякое бывает. Наши люди тут под шумок и уложат, кого надо.

— Ну и голова у тебя! Ну и голова! Позавидуешь! — воскликнул Калота в восторге от хитрости прорицателя. — С твоим могуществом да моим умом — тьфу ты, наоборот, — с твоим умом и моим могуществом можно творить чудеса! Я даже придумал, кто это сделает.

— Что сделает?

— Да уберет с моей дороги злоумышленников! Знаешь, кто? Главный охотник, Зверобой.

— Да, этот годится. Из подлецов подлец! — одобрительно кивнул главный прорицатель. — Любого прикончит за милую душу и глазом не моргнет. Оружие всегда при нем, его люди тоже вооружены, и убивать для них — дело привычное. Кроме того, они разобижены, а сверх всего — в долгу у тебя, потому как ты не покарал их за трусость. Им только мигни — сразу схватятся с дровосеками. А как начнется свалка да пойдут в ход ножи, и тем, и другим достанется.