Змеиный король - [12]

— Как съездил в Нэшвилл? — наконец спросила она.

— Хорошо. Лидия помогла мне купить приличные вещи за небольшую сумму.

Мать промокнула рот салфеткой.

— Мне бы хотелось, чтобы среди твоих друзей было больше верующих прихожан.

— Трэвис ходит в церковь.

— Не уверена насчет него. Он всегда в черном, еще это ожерелье с демоном на шее.

— С драконом.

— Все одно. Перечитай откровение Иоанна Богослова.

Дилл встал, чтобы налить еще воды в стаканы.

— А Лидия не посещает церковь, — сказала мама.

— Да, но я же как-то говорил тебе, что она из епископальной или пресвитерианской церкви. Она христианка.

Мама фыркнула.

— Хотелось бы мне посмотреть, как члены епископальной церкви поднимают змей или говорят на иных языках. Знамения сопровождают уверовавших.

— Не могу же я выбирать друзей исходя из того, желают они взять в руки гремучую змею или нет.

— Можешь, конечно. Только вот не станешь.

— В любом случае теперь все несколько осложнилось. Единственный пастор, раздававший змей, попал в тюрьму.

Мама пристально посмотрела на Дилла.

— Потешаешься?

— Нет, поверь мне, я его сегодня навещал.

Мама снова посмотрела на него, и ее взгляд стал особенно внимательным.

— Мог бы сразу рассказать. И как он?

Дилл отправил кусок запеканки в рот и принялся медленно жевать, обдумывая ответ.

— Нормально, судя по всему. Я не знаю, что нормально для заключенного. Похоже, завел друзей, потому что у него на пальцах появились татуировки.

Мать Дилла наморщила лоб.

— Серьезно? Татуировки? И что они изображают?

— Марк, шестнадцать, восемнадцать — на костяшках восьми пальцев.

Мать Дилла уставилась в свою тарелку.

— Он способен услышать глас Божий. Я не всегда находила объяснение его деяниям, но верю, что так возжелал Господь.

Она подобрала последний кусочек запеканки засохшей корочкой хлеба. Я не был бы так уверен, что за всеми поступками отца стоит желание Господне. Отчего-то я в этом сомневаюсь.

Дилл отнес тарелки в раковину, залил их водой, осторожно открыл ящик, чтобы, не дай бог, не сорвать его с направляющих, достал из него кусок пищевой пленки (которую они мыли и использовали повторно), завернул в нее остатки запеканки и убрал в холодильник.

— Тебе лучше поспать, если собираешься завтра в школу, — сказала мама.

— Почему это «если»?

— Потому что я не принуждаю тебя туда ходить — я тебе говорила.

— Наверное, я решил, что ты это не всерьез.

— Я говорила серьезно, когда ты пошел на полную ставку в магазин. Ты им нравишься, сделают тебя менеджером. Не успеешь глазом моргнуть, как будешь зарабатывать тридцать пять тысяч в год — это очень даже реальные деньги.

— А как же диплом?

Поверить не могу, что я отстаиваю свое право ходить в школу.

— Ты умеешь читать, писать, складывать, вычитать. У тебя есть возможность устроиться на хорошую работу. Для чего тебе эта бумажка? Мне важно лишь одно: чтобы ты знал Писание.

Дилл оттирал блюдо.

— Лидия собирается поступать во все лучшие университеты Америки; а моя мама тем временем советует мне бросить школу.

— Папа Лидии — дантист, и мама у нее тоже работает. У них нет таких долгов, как у нас. Бессмысленно сравнивать себя с ней.

— Бессмысленно, верно.

— Твой папа не заканчивал старших классов. А я бросила школу, чтобы выйти за него.

Дилл поставил блюдо, повернулся и недоверчиво посмотрел на мать.

— Ты же не думаешь, что меня это должно убедить.

— Однажды ты поймешь, что от своего имени не уйти.

Однажды?

— Ага, возможно, уже в этом учебном году, в школе. Там мне очень настойчиво пытаются это втолковать. Спокойной ночи.

Дилл поставил блюдо в треснувшую белую сушилку из пластмассы и пошел в свою комнату. Взявшись за ручку двери, приподнял ее на сломанной дверной петле и закрыл. Сел на свою односпальную кровать — единственный предмет мебели в комнате помимо комода фирмы Goodwill. Бугорчатый матрас крякнул под его весом. Дилл вставил свой новый диск в старенький CD-плеер, который ему когда-то отдала Лидия. Воткнул наушники в уши и лег, положив руки под голову.

Порой музыка была лучшим лекарством от одиночества. Но иногда он чувствовал себя так, словно сидел на дне высохшего колодца и смотрел вверх, в небо, и музыка не помогала. Сегодняшний день стал для него началом конца, а для Лидии был началом начала. Дилл вздохнул.

Никакой песне не под силу это исправить.

6 Лидия

Когда Лидия вернулась домой, ее родители смотрели телевизор, сидя на диване в гостиной. Мама — с бокалом красного вина, подоткнув ступни под папину ногу. Перед ними, на кофейном столике из переработанной древесины, стояла коробка с пиццей. У папы Лидии была особая любовь к индустриальному антиквариату. Он заполнил этими вещицами весь их дотошно восстановленный дом в викторианском стиле. Порнографией ему служил каталог реставрационного оборудования.

— Привет, детка, — сказал ей папа. — Хорошо съездила в Нэшвилл?

Лидия подняла пакеты с одеждой вверх.

— Я понял. «Эл Гор» тебя не подводил?

— Настоящий Эл Гор, который живет в Нэшвилле? Мы не пересекались.

— Твой автомобиль, «Эл Гор». С ним все нормально?

«Эл Гор» (первый «приус» в Форрествилле) достался Лидии по наследству от отца.

— Не, он нас не подводил. — Лидия скинула сапоги и, плюхнувшись на диван по другую сторону от отца, тоже засунула ступни под его ногу.