— Так это — мой гость?! Да ведь он же голодранец, и плащ на нем наверняка краденый. Почему я должна его ублажать? Или он тебе самой понравился? — И Деянира дерзко посмотрела старухе в глаза. Но на этом вся ее храбрость кончилась, и она, не выдержав змеиного взгляда старухи, покорно опустила ресницы.
— Не беспокойся, дочка, у него есть чем заплатить, и заплатить щедро. Его имя Конан, он смел и отважен, но, увидев тебя, он превратится в ягненка, как и все они, да, как и все…
— А как же Азимандр? Он осыпает меня дарами и рассчитывает на награду. Я думала, сегодня…
— Ну, его можно еще подогреть! Чем труднее ты ему достанешься, тем больше он заплатит. А теперь иди, тебе пора. Выбери себе коня. Иди, иди! — Старуха бесцеремонно вытолкала ее за дверь и снова закрылась на засов.
Деянира в порыве бессильного гнева перебила кучу изящных безделушек, порвала драгоценное покрывало, разбранила прислужниц и — успокоилась. В конце концов, он был молод и хорош собой, этот Конан, и не все ли равно, кто он — вор или купец! Повеселев и думая уже только о новом коне, она приказала подавать носилки.
* * *
Когда в доме стало тихо, старуха, выйдя из потайной комнаты, подошла к зеркалу Деяниры, села и стала примерять ее уборы, жадно глядя на свое отражение. Ее глаза вспыхивали, как у кошки, лицо кривилось в радостной ухмылке:
— Наконец-то! Наконец-то исполнилось пророчество! Предсказания мага Дгирона всегда сбываются! Тогда, сто лет назад, он сказал мне, как это произойдет, как я снова смогу стать молодой! Я вырастила эту девчонку и не ошиблась — ее красота опьяняет, сводит с ума… Я видела в своем котле, как этот варвар добыл жемчужины, я следила за каждым его шагом… Теперь пора. Конан вернулся, а с ним — и жемчужины подземного царства! Теперь они мои, и молодость снова возвратится ко мне! Смерть… Что такое смерть?! Ее можно запереть, спрятать, и она не посмеет явиться на порог еще долго, очень долго… Молодость — вот бесценный дар! Любить, быть любимой, наслаждаться, вызывать восторг — все это я снова смогу! Четыре ночи — четыре жемчужины, и зелье будет готово. Ах как жаль, что их нельзя отнять или украсть! Четыре ночи, еще так долго…— Старуха сняла с себя драгоценности и, покачивая головой, вернулась в свою комнату.
Приманивать мужчин в дом Деяниры для такой могущественной колдуньи, как Кханда, было парой пустяков. Ее имя когда-то гремело по всему миру. Самые страшные чудеса не обходились без ее участия. Люди передавали из поколения в поколение легенды о ней… Сколько же лет она бродит по свету? И сколько еще будет бродить, смущая людей своим колдовством? Здесь, в Шадизаре, она жила уже лет пятнадцать, ожидая, пока сбудется давнее предсказание и она станет молодой и прекрасной. Уже навсегда. Деянира, которую она, похитив еще ребенком, вырастила и научила всем хитростям продажной любви, должна стать жертвой ее колдовства. Нужно только, чтобы эти жемчужины, все четыре, были отданы по доброй воле… Ну что ж, варвар, ты, пожалуй, не останешься внакладе!
Жидкость в котле колдуньи забурлила, и так же забурлила кровь в жилах у Конана…
Проснувшись, киммериец достал жемчужины и уже в который раз стал ими любоваться. Внезапно на него нахлынули воспоминания о Деянире. Теперь, имея чудесные жемчужины, которым цены не было, он мог купить ее любовь. Его вдруг охватило такое нетерпение, что он готов был вскочить и стремглав броситься к ее дворцу. Девчонка из харчевни была тут же забыта. Перед его внутренним взором витал дразнящий образ Деяниры. На мгновение ему даже показалось, что она здесь, в комнате, и стоит только протянуть руку, как… Конан потряс головой, прогоняя видение, спрятал жемчужины, оделся и спустился вниз. Абулетес поставил перед ним вино и блюдо с жарким. Девушка вертелась рядом, но Конан не замечал ее, погруженный в свои мысли. Без всякого аппетита он съел завтрак, выпил вино и пошел болтаться по городу.
Человек — создание нетерпеливое, и ждать чего-то ему всегда трудно, особенно если это мужчина, которому предстоит свидание с женщиной. Время становится самым коварным врагом — так издевательски-медленно оно тянется. Солнце зависло над головой, как будто его навеки пригвоздили к небосводу. И даже люди, обычно такие суетливые, теперь еле передвигаются, беспрестанно путаясь под ногами.
Конан и сам не заметил, как вышел к базару. Здесь, среди знакомого шума и толкотни, ему стало легче. Торговцы надрывались, зазывая покупателей и стараясь перекричать уличных музыкантов, которые этой весной просто наводнили город. И кого только сюда не принесло — и плясуний, доводящих до неистовства толстых купцов, и бродячих певцов, распевающих героические песни о славных битвах могущественных царей, и факиров со своими дудками… Конан ходил от одной толпы к другой, радуясь, что хоть так может скоротать время. Он постоял возле мальчика, наигрывающего на флейте тягучую мелодию, и старика, изрыгающего изо рта огонь, потолкался около силачей, старательно тискавших друг друга на потеху толпы, и, наконец, остановился напротив шатра с танцовщицами. Здесь было больше всего народу — шадизарцы любили поглазеть на юных красавиц, громко обсуждая их прелести. Звенели бубны, мелькали пестрые одежды, глаза манили, звали, обещали… Конан вспомнил высказывание Абулете-са: «Девочки рождаются каждый день!», усмехнулся и побрел дальше. На утоптанной площадке, примыкающей к задней стене старого дома, шла оживленная игра в кости. Среди игроков Конан заметил худенького парнишку с плутоватым лицом, который с улыбкой махнул ему рукой. «Сто, и Гохард здесь. Значит, крупная игра, стоит посмотреть»,— заключил Конан и подошел поближе.
