Змеиное гнездо - [111]

Ну что ж, и эти башни созданы людьми. Что может построить один человек, другой может испортить. Это один из основных законов природы, вроде закона всемирного тяготения.

Слабость «Хартленд» состояла в том, что ее дух и мозг – роботы. Робот может быть невероятно точен, он может, не особенно перегреваясь, производить десять миллиардов вычислений в секунду, он может работать на вас: читать романы, исполнять песни, даже, черт возьми, сочинять оперы. Он уж точно может вести войну и нести миру смерть, а может между делом излечить рак и СПИД, если вы хорошенько постараетесь… и если все эти переделки и поправки не пустят по ветру человеческие надежды на будущее.

И все же он робот, и потому – как бы ни старались инженеры – не может спуститься по ступенькам и пройтись по лужайке, шагнуть через бордюр и перейти улицу или будет без конца падать, пока от перегрузки его не замкнет накоротко.

Труднее всего для него ходить: вверх-вниз, ой, осторожно, камушек, ой, здесь трещина в асфальте, о, черт, это что за хреновина, зеленая, мягкая, и не ковер, что же это такое? А, черт, трава… и мне никак не встать.

«Хартленд» уязвима, потому что создана одним человеком. Отрубите голову и заставьте робота вести себя как следует.

После того, как излучавший заученное дружелюбие секретарь в приемной установил его личность, Дрискилла препроводили в лифт, поднимавшийся как раз с такой скоростью, чтобы хватило времени просветить его рентгеном и полностью проанализировать все данные, включая испарину на коже, сокращение зрачков и скорость дыхания, чтобы служба безопасности успела вычислить подрывника и не допустить его к обитавшему в башне волшебнику. Несколько лет назад они опознали и перехватили джентльмена, который считал, что «Хартленд» украла его изобретение, и в отместку превратил себя в живую бомбу – не привязал к себе адскую машину, а проглотил какую-то экспериментальную взрывчатку, которую можно было подорвать, сконцентрировав мозговую активность на мысли о ненависти к Бобу Хэзлитту. В конечном счете убийца-самоубийца выполнил свой замысел ровно наполовину. Датчики-детонаторы далеко превосходили все, известное в Лэнгли и в Белом доме, но оставалось неясным, как они действуют, однако когда покушавшегося препроводили – очень вежливо – в помещение, где ему было предложено подождать встречи с мистером Хэзлиттом, и когда он понял, что находится не в обычной комнате, а в особой камере, он так заволновался, что вызвал взрыв, причинивший на четверть миллиона долларов ущерба человеку, который даже не заметил потери. В двух других случаях – с сумасшедшим террористом-одиночкой и с недовольным покупателем программного обеспечения «Хартленд» – камера ожидания тоже пригодилась, и Летучий Боб полагал, что бомбоглотатель вполне окупил ее стоимость.

Дрискилла приветствовала миловидная женщина лет пятидесяти, успевшая прочитать сообщения следящей компьютерной сети, появившейся на экране, пока он ехал в лифте. Лифт остановился прямо в ее кабинете, отделанном в спокойной гамме коричневого, песочного и стального цветов. Над столом висел очень большой айовский пейзаж, выполненный одаренной художницей, разрабатывавшей эту тему, – Эллен Уодженер. Боковые стены кабинета были целиком прозрачны и открывали широкий обзор до самого горизонта. У вошедшего создавалось впечатление, что он стоит на подоконнике, глядя в вечность. Дрискиллу подумалось, что так должна выглядеть Земля из космоса.

Женщина вышла из-за стола, протягивая ему руку. После теплого рукопожатия она представилась как миссис Китинг, уверила, что мистер Хэзлитт отзывался о нем с большим уважением, и очень участливо поинтересовалась, как чувствует себя миссис Дрискилл. Кроме того, она выразила надежду, что цветы, которые мистер Хэзлитт распорядился ежедневно доставлять в больницу, не мешают, поскольку «он твердо верит в благотворность вибрации самых прекрасных созданий Господа – полевых цветов, и надеется, что они помогут вашей жене вскоре вернуться к нам». Дрискиллу почудилось, что его занесло на сцену, где разыгрывали спектакль обитатели сумасшедшего дома.

– Я надеялся повидаться с мистером Хэзлиттом, – сказал он, подражая, как умел, ее изящной любезности. – В сущности, я прибыл в Айову только для того, чтобы с ним увидеться, поблагодарить его за внимание к моей жене, но в первую очередь – поговорить с ним до начала съезда. Вы сами можете представить, что за бедлам будет твориться в Чикаго, когда туда съедутся делегаты.

– О, право, это будет забавно! Я все уговариваю самого взять с собой свою верную секретаршу, но он еще не решил. Скажите, вас послал президент? – Она улыбнулась.

Здесь она могла именовать своего босса, одного из самых могущественных людей в мире – сам. Точно как Мак именует Чарли. Вам четко давали понять: она ни при чем, она просто здесь служит, еще с добрых старых дней. Коренная обитательница «Хартленд», заложившая душу в магазин компании и вполне довольная этим. Простой народ. Проведай она о том, что здесь творится, Хэзлитт избавился бы от нее так же легко, как от Герба Уоррингера.

На ней был синий деловой костюм с красивой цветастой блузкой. В коротких волосах блестела седина. Она напоминала ему университетскую преподавательницу политологии.