Змеи. Гнев божий - [18]

– Ну и как?

Глеб хочет ответить правду, но почему-то говорит:

– Нормально.

– Вот и замечательно, – улыбается девушка. – Пойдемте, покажу ваш класс. Вы там можете уже начать обустраиваться, делать все, как вам нравится…

Она еще что-то щебечет по дороге к аудитории, но Глеб ее уже не слышит. Он думает о том, как странно повернулась жизнь всего за каких-то пару дней. Еще в среду он наблюдал за пожирающей своих любовников соседкой из дома напротив, а сегодня они с Ренатой живут, как люди, и обращаются к ним тоже, как к нормальным.

С другой стороны, неприятное ощущение зудит где-то в районе грудной клетки. Ведь, по сути, это не он принял решение здесь работать – за него приняли. И теперь придется жить той жизнью, на которую он не соглашался и не рассчитывал.

«В конце концов, всегда можно уволиться», – мысленно заключает Глеб.

* * *

К вечеру хорошее настроение мешается с дурным предчувствием в такой густой кисель, что уже не разберешь, где ягоды, а где сахар. Рената что-то рисует, сидя на пушистом ковре, и Глеб впервые решается высказать свои опасения вслух:

– Слушай, тебе здесь нравится?

– Нормально. – В приглушенном свете настольной лампы глаза девочки блестят, как змеиные.

– А если конкретнее?

– Тебе правду или как? – Рената ненадолго отрывается от своего занятия, чтобы убедиться в том, что Глеб готов к тому, что она сейчас скажет.

Глеб откидывается на кровать, опирается на локти и с воодушевлением, с которым обычно откупоривает первую бутылку, разрешает:

– Правду.

– Мы оба с тобой знаем, что здесь небезопасно, – если бы у Ренаты были очки, она бы их сейчас по-деловому поправила. – Все это время мы как-то умудрялись оставаться в тени, а сейчас, считай, сидим на самом видном месте. Оно, конечно, рискованно, но, если подумать, тебе так будет лучше.

– А тебе?

– Мне лучше так, как лучше тебе.

На этом все. Больше ему не удается вытянуть из нее ни единого слова. Рената становится похожа на Леонида Павловича, которого, похоже, не отвлечет даже взрыв гранаты над ухом. Тогда Глеб решает выйти из комнаты и немного прогуляться по общежитию. Вера с Горынычем же советовали осваиваться.

Он выходит в коридор и медленно движется в сторону лестницы, то и дело заглядывая в приоткрытые двери.

На самом деле осваиваться хочется по-другому. Узнать, где здесь ближайший продуктовый магазин, и купить водки, самой дешевой. В последнее время Глеб подсел на эти упаковки в виде граненых стаканов, откуда вожделенное зелье даже переливать никуда не надо. Только вот в первый день, под носом работодателя… Пока здравого смысла хватает, чтобы не лишиться рабочего места, еще не приступив к выполнению обязанностей.

В основном комнаты общежития пустуют, но кое-где можно приметить скомканную одежду на стуле или незаправленную кровать. В одной даже обнаруживается кто-то живой.

– Здрасьте, – неловко кивает Глеб, осознав, что его обнаружили.

На полу, прямо как Ренатка, сидит полуголый мужик с вихрем светлых волос и таким ровным носом, что хоть скульптуры с него лепи. Молодой человек выглядит так, будто сам еще школу не закончил, но Глеба не проведешь: он и не таких видывал, кому на самом деле далеко за пятьсот.

Молодой человек с трудом отрывается от смартфона, который держит как-то странно, одними только кончиками пальцев.

– О, вы тоже новенький?! – восклицает он. Тут же вскакивает на ноги и несется к Глебу жать его непротянутую ладонь.

– Глеб.

– Зефир, – представляется мужчина. – Буду преподавать географию. Хотя, как по мне, этим оболтусам главное научиться случайно людей не убивать.

– А это уже мой предмет. – Глеб пытается определить возраст по этим бездонным глазам. – Будем знакомы.

– Хочешь «чокопайку»? – без предупреждения переходит географ на «ты». Затем лезет куда-то в тумбочку, тасует содержимое, как неумелый картежник карты, и наконец выуживает со дна помятую глянцевую пачку.

– Спасибо, не голоден.

А сам молится, чтобы в желудке случайно не заурчало.

Парнишка совсем не похож на Глеба: молодой, воздушный, как имя, не обремененный ничем, кроме собственных удовольствий. Ренатка, конечно, послушный ребенок, но как бы хотелось вернуться в те времена, когда все было как прежде, хотя бы лет на пятьсот назад. Да, пускай даже Кирюха со всеми своими заскоками, но чтобы все по-старому. Кажется, тогда было чуть лучше, хотя сейчас уже и трудно вспомнить, почему.

– Что, прости? – Кирилл устало потирает переносицу. Кажется, он видит эпизод из прошлого.

– По пятьдесят грамм, говорю.

Дзынь-дзынь, бутылка касается кружек – стаканов нет – и нос прошибает знакомый до боли запах спирта. Змея в углу угрожающе сжимается перед нападением.

Глеб зажмуривается и выпивает все залпом, не в силах дождаться постепенного эффекта. Горло обжигает, в голове привычно тускнеет, и вскоре язык начинает отчаянно упираться в пустые стенки кружки.

– Ну ты даешь! Еще?

Не успевает согласиться или отказаться. Так, кажется, и проходит вечер.

До начала

Мельба, белый налив, антоновка – все они уже отцвели, но до сочных, вкусных плодов еще долго. Поэтому многим забредшим в этот сад путникам и кажется, что это настоящая магия. Только вот никакое это не волшебство, а самое что ни на есть настоящее проклятье.