Змееловы - [41]

— И это верно. Заварила я кашу, как теперь расхлебывать, ума не приложу.

— Не дело говоришь. — Геннадий затушил папиросу. — Обедать будем?

Вера захлопотала над плитой.

27

Когда Христофор Горохов вошел в кабинет, Вера Петровна почувствовала, что его сковывает напряжение, которое он не в силах преодолеть.

Горохов был небрит, неряшливо причесан, и это еще больше выдавало его внутреннюю скованность.

— Вас все называют Колумбом. Причем упорно.

Фармацевт пожал плечами:

— Это так, шутя. Вообще-то прямая ассоциация из-за моего имени.

— Понятно. Я уж вас буду называть настоящим именем. Знаю, что вы заняты очень, но мне нужно кое-что у вас узнать, Христофор.

— Мне ничего не известно, — произнес мрачно Горохов. — Совершенно никаких сведений, которые открыли бы что-нибудь новое для вас, я не имею.

— Сколько людей, столько взглядов и мнений на одно и то же событие.

— У меня нет мнения, потому что вся эта история мне самому не ясна. Да и нет времени копаться. У меня экзамены осенью…

— Знаю.

— Вот видите.

— Я знаю, что вы очень хорошо работаете в экспедиции. Но вы ведь, помимо этого, еще сдаете лекарственные травы для фармацевтической промышленности?

— В этом есть что-нибудь нечестное? — угрюмо посмотрел фармацевт на следователя.

— Наоборот. Вы зря думаете, что я сейчас начну вас на чем-то ловить.

— Я не думаю. Но травы я больше не собираю.

— Почему?

— Новый бригадир запретил, Клинычев, — усмехнулся Горохов. — Главное, говорит, больше змей ловить.

— У вас большая семья?

Горохов кивнул.

— Мать, сестры, братья на руках?

— Я живу с женой и со своими детьми. Только.

— И стоит вам, совсем еще молодому человеку, так нагружать себя работой?

— Значит, стоит, — буркнул Горохов.

— Сколько у вас детей?

— Пятеро.

— Сколько, сколько?!

— Пятеро.

Вера Петровна молча уставилась на него. Она не знала, как себя вести: улыбаться — как бы не к месту, сочувствовать — тоже неудобно.

— Не может быть! — протянула она удивленно.

— Может, как видите.

— Так сколько же вам лет?

— Двадцать пять.

— А детям?

— Двоим по два с половиной, а трое еще грудные, им по шесть месяцев.

— Понятно. Двойняшки и тройняшки. (Горохов кивнул.) Как же ваша жена управляется с ними?

— Горздрав няню выделил.

— Да, конечно, случай, можно сказать, выдающийся. Наверное, квартиру?..

— Да, и квартиру дали четырехкомнатную.

— Ясно, ясно. Пятеро душ — не шутка. А с другой стороны, что-то есть в этом значительное…

— Сто двадцать пеленок в день. А если запоносят, то все двести.

— Жена ваша работает?

— Разумеется, нет.

— Да, как я об этом не подумала. Вам тяжело?

— Как вам сказать… — произнес Христофор и впервые улыбнулся. — Действительно, есть в этом что-то значительное, как вы сказали.

— А почему вы выбрали фармацевтический факультет? С детства увлекались?

— Нет. Просто так получилось. Раз уж пошел по этой дорожке. Ведь сначала медучилище закончил. Работал фельдшером.

— Скажите, Христофор, когда в тот вечер Гриднева упала в обморок, вы, кажется, были рядом, в операционной?

— Да.

— Вы, как человек, имевший дело с больными, ничего подозрительного не заметили?

Горохов стал отвечать на вопросы осторожно.

— Нет, не заметил.

— Это был настоящий обморок?

— Да, настоящий. Пульс ослабел. Отлив крови от конечностей, потливость, слабость…

— Значит, все было естественно?

— Все было естественно.

— Кто прибежал на крик Гридневой в лабораторию?

— В самой лаборатории уже находился Пузырев, потом прибежала Зина, а потом Чижак и Клинычев. Они прибежали одновременно.

— Значит, в комнате побывали все члены экспедиции, которые в тот момент находились в лагере?

— Да.

— Когда вы прибежали из операционной на крик Гридневой, сейф был открыт?

— Не помню.

— Потом, когда вы прибирались, сейф был открыт или закрыт?

— Не помню. Я на это не обратил внимания.

— А если бы он был открыт, вы бы обратили внимание?

— Наверное, обратил бы.

— Значит, он был закрыт?

— Не помню.

— Хорошо. Вы, змееловы, в экспедиции на хозрасчете: сколько добудете змей, столько и получите. Верно?

— Верно.

— Когда вы получали деньги в последний раз за отловленных змей?

— Мы, собственно, еще за них не получали денег. Это будет сделано по окончании экспедиции.

— А на что вы сейчас живете?

— Когда ехали, взяли с собой деньги из дома на весь сезон. Здесь скинулись на еду, мыло — в общем, хозяйственные нужды. Живем общим котлом.

— А личные расходы?

— Анна Ивановна выхлопотала для нас аванс, небольшой, правда. Скоро должен прийти. Переводом.

— Значит, ни у кого из ребят денег нет?

— Не знаю. У меня — нет.

— У Клинычева?

— Не знаю.

— У Чижака?

— Не знаю.

— У Пузырева?

— Не знаю.

— У Азарова?

— Нет.

— Вам это точно известно?

— Да.

— Откуда?

— Недавно я попросил у него взаймы пятьдесят рублей. Домой надо было послать. Он сказал, что ему тоже надо посылать старикам. Он одолжил у Кравченко сто рублей. Пятьдесят дал мне, а остальные, наверное, послал своим родителям.

— И часто он одалживал деньги у Кравченко?

— Не знаю.

Вера Петровна поняла, что Горохов снова ушел в себя. И решила, что дальше говорить с ним бесполезно.

…Уже перед самым концом рабочего дня к Седых в кабинет ввалился майор Скорин — начальник Талышинского РОВДа. Именно ввалился — такой он был рослый, крепкий, с гривой каштановых волос.