Злым ветром - [4]

Но тут мои мысли делают вдруг странный зигзаг. Один в гостинице вечером… Вот так, один, сейчас сидит бедный Тарас Семенович Попийвода, кем-то обкраденный, без единой вещи, и мало того, кем-то глубоко оскорбленный, униженный. И между прочим, от меня немало зависит, чтобы это исправить. К тому же зацепочка, совсем маленькая зацепочка, все-таки, как мне кажется, проглядывает…

Утром я прежде всего докладываю обо всем нашему Кузьмичу. Но про зацепочку пока молчу. Надо все это еще раз продумать.

— Ты долго не задерживайся там, — ворчит Кузьмич. — Пусть дело сами ведут. За тобой вон магазин еще. Помни. И Колька Бык тоже не унялся. Вокруг этой компании работать надо. Если они что сотворят, ты в ответе, так и знай. И потом, чего ты тянешь со справкой по автобазе?

Я бодро заявляю, что все будет в порядке.

Мой оптимизм приводит к тому, что Кузьмич окончательно заводится. Он звонит в отделение и предупреждает, что я не приеду и чтобы ребята работали сами, а дело будет у него на контроле. Все Кузьмича знают и возражать, естественно, не решаются. Я тоже.

Молча отправляюсь к себе и по дороге обдумываю, как быстрее закруглить эту проклятую справку о раскрытой краже на автобазе.

И еще я прикидываю, как бы все-таки в течение дня выкроить часок и заскочить к ребятам в отделение. Кузьмич, конечно, об этом догадался, когда я молча вышел из его кабинета, и проводил меня весьма подозрительным взглядом.

Если бы Кузьмич знал, что нас ждет по этому делу с гостиницей, он бы меня пулей послал в отделение.

Подземный толчок происходит вечером, когда мы с Игорем приползаем наконец к себе в отдел и устало покуриваем на нашем продавленном диване. Раздается звонок. Я машинально смотрю на часы. Маленькая стрелка приближается к шести. Звонит Кузьмич.

— Это ты? — спрашивает он. Голос у Кузьмича странный. — А ну быстренько ко мне, — приказывает он.

Игорь провожает меня сочувственным взглядом.

Когда я вхожу, Кузьмич стоит у окна, и его плечистая, грузная фигура в несколько, правда, старомодном костюме выглядит тем не менее весьма внушительно на фоне темнеющего, фиолетового неба. Он энергично потирает ладонью свой седоватый ежик на макушке, что безошибочно свидетельствует о ею настроении, весьма как будто неважном. При звуке открываемой двери Кузьмич оборачивается и, хмурясь, отрывисто спрашивает:

— Был сегодня в том отделении?

— Не был, — с чистой совестью отвечаю я.

— Ну так вот. На их территории снова кража в гостинице, — сухо сообщает он. — В другой, конечно. Но, кажется, тем же способом. — Он называет гостиницу и прибавляет: — Отправляйся. Чтобы одна нога тут, другая там. Живо.

Секунду я, не двигаясь, соображаю, что к чему. Реакция у меня, вообще-то говоря, кажется, неплохая. Но на этот раз я все же не могу сразу переварить эту неожиданность. Потом довольно глупо спрашиваю:

— Опять, значит?

— Да, опять, — отвечает Кузьмич и не без сарказма, в свою очередь, спрашивает: — Надеюсь, сегодня ты в театр не собрался?

— Мне скоро вообще будет не с кем собираться, — сердито отвечаю я.

— Ну, ну, мы это как-нибудь поправим, — неожиданно смягчившись, обещает Кузьмич, как будто речь идет о незначительном недоразумении по службе.

— Буду весьма обязан, — не очень остроумно отвечаю я.

Что поделаешь, в такой момент не всякий на моем месте нашел бы что ответить поумнее.

— Ладно. Ты пока двигай, — примирительно говорит Кузьмич. — А то этот парень что-то уж слишком разошелся.

Тут я наконец понимаю, что главное чувство, которое мною сейчас владеет, это злость.

И вот я снова в гостинице. Авдеенко, Яша Фролов и другие ребята приехали сюда чуть раньше. Я уже по привычке — до чего же быстро, между прочим, вырабатываются эти привычки! — смотрю на дверь злополучного номера. Так и есть, она открыта запасным ключом. Кузьмич прав, почерк один и тот же. Даже номер такой же, как и вчера, «полулюкс». И тоже разгневанный и одновременно какой-то потерянный человек в нем. Тоже командированный. Он моложе и энергичнее Попийводы и весь кипит от негодования. Собственно, это совсем молодой бородатый парень, жилистый, загорелый. Буйная его бородища словно компенсирует недостаток волос на голове, там уже светится солидная лысина. Видимо, сообразив, что главный тут я, он смотрит на меня злыми глазами и угрожающим тоном говорит:

— Имейте в виду, урон, нанесенный этой кражей, денежному выражению не поддается. И пусть они, — он небрежно кивает на моих ребят, — ерундой не занимаются. Переписывают, понимаете, каждую украденную пуговицу. Да дьявол с ним, с барахлом! Украдены бесценные экспонаты, ясно вам?

— Не совсем, — осторожно отвечаю я.

— Совсем ясно не будет, не рассчитывайте. Но в первом приближении. Я, между прочим, палеонтолог. В последние годы Иртыш обнажил новые уникальные четвертичные отложения. И вот нами собран богатейший научный материал. Это, надеюсь, понятно? Так вот. Мне предстоит сделать первое сообщение о наших находках. И я прихватил с собой несколько образцов окаменелостей, самых ярких, самых сохранившихся… Ну, словом, древних ракушек, что ли. Внешне весьма даже забавных. Они были у меня в коробке такой, а крышка из стекла. И вот этот дикарь, этот… — он захлебнулся от ярости, — польстился, понимаете.