Злые игры. Книга 2 - [86]

— Надо что-то делать, — сказал Малышу Комптон Мэннерс, их новый консультант по вопросам связей с общественностью, когда они как-то обедали вместе, за несколько недель до официального открытия отделения. — Надо как-то создавать вам имя. В этом вся проблема. Вас здесь не знают.

— Ну, это ваша проблема, — раздраженно, что было ему, в общем, несвойственно, заявил Малыш. — Я вас для того и нанял, Комптон, чтобы вы создали мне имя. Пока что вы ничего не сделали.

— Я понимаю. Я не спорю. И я искренне сожалею об этом. Мы делали все, что необходимо было делать, и делали правильно. Завтраки, прием, раскручивание названия «Прэгерс». Но у этого названия нет здесь веса. Что нам надо, так это, пожалуй… — Он замолчал и уставился на Малыша. — Мне только что пришла в голову одна идея.

— Идея нам сейчас была бы очень кстати, и желательно не одна. Какая?

— Ваш зять. Лорд Кейтерхэм. Он бы не согласился нам помочь, как вы думаете?

— Каким образом? — Малыш в свою очередь уставился на Комптона. — Что он может сделать? Да он потенциального клиента в упор распознать не сумеет.

— И не надо. Нам нужно только его имя.

— То есть?

— Ну… позвольте мне организовать несколько статей о семье. Может быть, сфотографировать всех дома, вместе с детьми. Прежде всего с Шарлоттой, поскольку она у вас работает, но и с другими тоже. Так, чтобы «Прэгерс» оказался связанным с этим очень английским древним родом. Я уверен, Малыш, что это могло бы нам здорово помочь. Не могли бы вы его об этом попросить, как вам кажется?

— Попрошу, — согласился Малыш. — Не знаю, какая от всего этого будет польза, но попрошу. Я самого Бога готов просить попозировать нам для фотографии, если только это хоть как-то поможет делу. Но я не уверен, что это нам что-либо даст. Мой зять — человек предельно холодный, как рыба, и к тому же совершенно одержим этим своим имением. Хотя кто знает, может быть, что-нибудь и получится.

— Что-то же ведь делать надо, — проговорил Мэннерс. — А иначе вам придется просто собирать вещички и отправляться назад в Нью-Йорк. — Он улыбнулся, стараясь сделать вид, что его слова не более чем шутка.

— На мой взгляд, идея довольно неплохая, — сказал Малыш. — Дайте мне несколько дней над ней подумать, Комптон. Я с вами свяжусь.

Он решил посоветоваться по поводу этой идеи с Энджи. Ему было интересно ее мнение, и к тому же у нее установились с Александром достаточно тесные отношения, так что, возможно, она могла бы даже предварительно обговорить с ним это предложение. Малыш уже очень давно ни о чем серьезном с ней не разговаривал; быть может, удастся заодно разорвать и тот порочный круг взаимной холодности, в который они друг друга загнали. Он позвонил ей на работу, спросил, когда она вернется вечером домой, и сказал, что хотел бы кое о чем с ней поговорить; она отвечала ему сдержанно, сухо, холодно, но обещала, что постарается быть дома не слишком поздно. У нее вечером встреча с клиентами, предупредила она, не уточняя никаких деталей; Малыш же был слишком подавлен, слишком удручен, чтобы расспрашивать ее. Сам он в тот день приехал домой рано, на душе у него было очень скверно, он взял тарелку гренок с сыром, которые приготовила для него миссис Викс, устроился у себя в кабинете, включил телевизор и тут услышал, как подъехала машина Энджи. Что бы с ним ни происходило и в каком бы состоянии он ни находился, но сердце его всегда радостно вздрагивало, а настроение сразу же поднималось, когда он знал, что сейчас увидит Энджи; вот и на этот раз Малыш вышел на верхнюю площадку лестницы, чтобы встретить ее.

Энджи вошла в дверь и остановилась, глядя на него снизу вверх; она была очень бледна, грим размазался у нее по лицу. Было заметно, что она недавно плакала, а сейчас находится в каком-то оцепенении. Малыш молча смотрел на нее, гадая, что же такое могло с ней приключиться.

Энджи стала подниматься по лестнице и снова заплакала; большущие слезы выкатывались одна за другой из ее зеленых глаз. Малыш протянул руки ей навстречу, и она, не глядя, совсем как ребенок, вошла в его объятия. Какое-то время постояла так, не шевелясь, уткнувшись в него лицом; потом немного отстранилась, пристально, изучающе посмотрела на него, словно никогда не видела. Наконец она заговорила.

— Ну почему же ты мне ничего не сказал? — спросила она.

* * *

Она все узнала от Шарлотты; та позвонила Энджи, сообщила, что им нужно встретиться, что есть нечто такое, о чем Энджи просто необходимо знать.

— Вот уж любительница решать за других, — с недовольством, но и с чувством облегчения произнес Малыш. — Наверное, до сих пор считает себя председателем совета школы.

— Может быть. Но я ей благодарна. Не знаю, что бы могло с нами произойти, если бы она мне этого не рассказала.

Они сидели в постели и отмечали шампанским свое примирение, на время позабыв о всех проблемах, трудностях и несчастьях. Малыш пытался объяснить, почему он не хотел ничего ей говорить. Почему он вообще не хотел никому об этом рассказывать. Ему почему-то казалось, говорил он, что пока он ничего об этом не говорит, пока не называет вещи своими именами, не признает их существования, то все это вроде бы и в самом деле не существует. Но стоит ему только один раз сказать: эй, посмотрите-ка, какая у меня кошмарная штука, — как все вокруг тут же начнут говорить: ах, какой ужас, надо за Малышом следить, надо о нем заботиться, — начнут ему сочувствовать, поставят на нем клеймо инвалида; пока ничего этого нет, он может убеждать себя и делать вид, будто ничего особенного не происходит, так, просто всякая чепуха, отдельные симптомы, ничего не значащие мелкие поломки в его организме. У него и так сейчас слишком много проблем, чтобы добавлять к ним еще и болезнь, да к тому же неизлечимую. Если он не будет обращать на болезнь внимания, может быть — пусть всего лишь может быть, — вдруг она от него и отвяжется. Или, по крайней мере, будет вести себя тихо, не очень прогрессировать. Болезнь представлялась ему чем-то вроде мерзкой, но спящей твари, и он не хотел беспокоить эту тварь.