Злые игры. Книга 2 - [8]

— Я не знала, что он клиент, и я ему не жаловалась. Он… сам наткнулся на меня. Когда я плакала.

— Плакала! На работе! — Фред с презрением посмотрел на нее. — Боже мой, Шарлотта, сколько тебе лет и как, по-твоему, для чего ты тут находишься? Здесь тебе не домашняя вечеринка, здесь занимаются бизнесом! Каждый день на несколько миллиардов долларов! Постарайся, пожалуйста, это понять, запомнить и выработать у себя к этому профессиональное отношение.

— Но…

— Шарлотта, у тебя здесь противоестественно привилегированное положение!

— Ничего подобного! Это не так. Гейб Хоффман обращается со мной как с… как с каким-нибудь дерьмом.

— А в твою красивую, избалованную головку никогда не приходила мысль, почему он так себя ведет? Потому что когда-нибудь, в один прекрасный день, если только мне не изменит мое терпение и Малышу не изменит его терпение, ты сама окажешься в таком положении, что сможешь обращаться с Гейбом Хоффманом как с дерьмом. И он это знает. Такая возможность может оказаться тебе очень по душе. Но уверяю тебя, Шарлотта, ему она не по душе. Он просто сейчас как бы мстит тебе за это заранее. До того, как произойдет то, что может потребовать мщения, а не после. Постарайся это запомнить. И впредь веди себя как следует, иначе никакого будущего у тебя может здесь и не быть. Никогда.

На Рождество Шарлотта уехала домой — измученная, отчаявшаяся, с горечью в сердце. Дома она сумела убедить всех в том, что живет там великолепной жизнью; всех, кроме Няни, которая в День подарков[28] обнаружила ее в библиотеке, где Шарлотта сидела, тупо уставившись в окно ничего не видящим взглядом.

— Не очень здорово тебе в банке, как я понимаю? — спросила она.

— Не очень, — ответила Шарлотта. Она чувствовала себя слишком усталой, и спорить с Няней ей не хотелось. — А как ты узнала?

— Ты пополнела, — сердито объяснила Няня. — Ты всегда ешь слишком много сладостей, когда из-за чего-нибудь расстраиваешься.

В Нью-Йорк она вернулась второго января, а третьего уже вышла на работу; по дороге в метро она чувствовала себя такой несчастной, как никогда в жизни, если не считать того времени, когда умерла мама. На остановке возле Уолл-стрит она очень медленно поднялась в город и пошла по Вильям-стрит в сторону Пайн-стрит. Часы показывали семь утра, на улице еще стояла темень. В узких улочках было так же мрачно, как у нее на сердце. Она вспомнила, в каком радостном возбуждении летела по этим же улицам в самый первый раз, и у нее даже появилась на мгновение мысль, стоило ли ей вообще все это начинать. Но она тут же в самом прямом смысле слова сжала зубы. «Так не пойдет, Шарлотта Уэллес, — произнесла она вслух. — Ну-ка, возьми себя в руки».

Едва только она вошла в дверь и взяла ключ, как внизу, у лестницы вдруг откуда-то появился Малыш. Он был очень бледен и тяжело дышал.

— Малыш! — По взаимному согласию они отказались от употребления слова «дядя». — С Новым тебя…

Малыш не обратил на нее никакого внимания. Он даже не заметил ее. Он просто прошел мимо и вышел на улицу. Шарлотта никогда еще не видела такой ярости и такой решимости на его обычно добродушном лице.

В этот день Малыш пришел в банк с самого раннего утра, прошел прямо в кабинет Фреда и заявил ему, что просит Мэри Роуз о разводе.

— У него явно есть… любовница, — рассказывала потом Бетси Шарлотте, не в силах посмотреть ей в глаза, — и эта любовница беременна.

— Беременна! — поразилась Шарлотта. Она немного помолчала, а потом в ней заговорила английская школьница. — О боже! — Она разрывалась между потрясением оттого, что человек такого возраста, как ее дядя, может проявлять подобную глупость и безответственность, и скрытым удовольствием при мысли о том, что у дяди, которого она так любила, есть все-таки хоть какие-то радости в жизни.

— Да, дорогая. Извини, тебе это все, наверное, очень неприятно. Насколько я понимаю, эта женщина живет в Лондоне. Она англичанка.

— Англичанка! Неужели же это Энджи? Энджи Бербэнк?

— Да, дорогая, это она. А ты что, о ней слышала?

— Она когда-то работала у мамы.

— Да, верно. Это все продолжается уже очень давно. Когда-то, много лет назад, из-за этого был даже небольшой скандал. Фред тогда… избавился от нее. Или, во всяком случае, думал, что избавился.

— Господи, и как же он это сделал? — удивленно спросила Шарлотта.

— Ой, понятия не имею. Если твоему деду что-нибудь взбредет в голову, он, знаешь ли, может сделать почти все.

— Знаю, — вздохнула Шарлотта. — Господи, Энджи Бербэнк, кто бы мог подумать!

— Ты ведь ее не очень хорошо помнишь, да?

— Да, в общем-то, не очень. И что же теперь будет?

— Ну, Малыш сказал деду, что уходит от Мэри Роуз. Дед ему, разумеется, ответил, что не допустит ничего подобного…

— Но ведь дяде Малышу уже почти пятьдесят… — проговорила Шарлотта.

— Для деда это не имеет значения, — ответила Бетси.

— И что же теперь?

— Дед заявил, что лишит Малыша наследства, если тот разведется с Мэри Роуз; но, конечно, он ведь сам официально сделал Малыша председателем правления, когда уходил в отставку. О чем Малыш ему и напомнил. Думаю, что они страшно поскандалили друг с другом. Но так или иначе, а сегодня вечером Малыш улетает в Лондон, чтобы увидеться с этой женщиной, а дед заперся у себя в кабинете с юристами и ищет, что можно сделать.