Злые игры. Книга 1 - [5]

Нью-Йорк в те годы стремительно разрастался: Александр Т. Стюарт только что открыл тут первый в мире универсальный магазин, вслед за ним свои универмаги открыли Лорд и Тейлоры, Купер-Сигель и семья Мэйси, и в поистине лихорадочном темпе сложилось то, что позднее обрело известность как «женская миля». Строительство велось с огромным размахом и потрясающе быстро: буквально на глазах у Фредерика поднялись собор Святого Патрика, церковь Святой Троицы и многие прекрасные торговые и гражданские сооружения — такие, как музей «Метрополитен», Карнеги-холл. Привыкший к неспешной, размеренной и манерной жизни Юга, Фредерик постоянно ощущал здесь душевный подъем и прилив физических сил, исходившие и от присущей Нью-Йорку атмосферы энергичного стяжательства, и от царившего тут потенциально опасного, но исполненного кипучей жизни смешения рас и народов, на котором зиждилось все быстро разраставшееся богатство города. Феноменальная работоспособность Фредерика, его коммерческая прозорливость и мягкое обаяние, сочетавшееся с глубокой серьезностью, обеспечили ему и личный, и деловой успех; быстро поняв, что не сможет конкурировать с крупнейшими банками Уолл-стрит, но что у него есть отличное преимущество — возможность строить отношения с клиентами на более близкой, почти личной основе; возможность, которой лишены крупные банки, — он решил специализироваться на издательском деле и связи, и его клиентами стали процветающие компании — владельцы кабельных линий, а также книжные и быстро развивавшиеся журнальные издательства. Одним из первых его нью-йоркских клиентов оказался молодой человек по имени Ирвин Дадли, занимавшийся изданием романов, которые миллионными тиражами раскупали главным образом молодые американки из рабочих семей; однажды за ужином Фредерик и Дадли вместе задумали новое издание, еженедельник, составленный из повестей и рассказов, в том числе и с продолжением, что обеспечивало бы им постоянство читательской аудитории. Когда в 1885 году началось издание первого такого еженедельника — «Любовные истории», — спрос читательниц на него оказался поистине ненасытен и первый номер пришлось отпечатывать полным тиражом трижды; «Настоящая любовь», родственное издание, в котором помещались истории, якобы действительно имевшие место, а также колонки советов покинутым и страдающим от безответной любви, расходилось с такой быстротой, что для его печатания пришлось срочно завозить дополнительное количество бумаги с фабрик, расположенных на Юге, потому что в самом Нью-Йорке добыть столько бумаги в сжатые сроки оказалось невозможно. Фредерик, поручившийся в тот раз за Дадли всеми капиталами «Прэгерса», стал одним из директоров компании, издававшей эти еженедельники, а в результате и его личное состояние приятно увеличилось.

Клиентов у него теперь было больше чем достаточно, процветали и «Прэгерс», и сам Фредерик, особенно после того, как наиболее честолюбивые хозяйки нью-йоркских салонов обнаружили в его лице такую редчайшую социальную драгоценность, как привлекательный и свободный мужчина. Его всюду приглашали; за ним охотились и те, кто устраивал всевозможные званые обеды, и крупные процветающие строительные и железнодорожные компании из числа его клиентов, стремившиеся заполучить его в состав своих правлений; им восхищались, его чуть ли не боготворили, и он чувствовал себя настолько счастливым, что даже сам с трудом верил в это. Но всем тем бесчисленным молодым женщинам, которые, лелея в душе планы будущего супружества, старались сесть рядом на торжественных обедах или знакомились с ним в театрах и концертах либо на приемах, что устраивались в летнее время прямо на открытом воздухе, — всем им суждено было испытать разочарование. У Фредерика была только одна любовь в жизни — не считая привязанности к сыну и бережно хранимой памяти о Коринне, — и предметом ее был «Прэгерс». Банк вытеснил собой все другое не только из головы Фредерика, но и из его сердца; Фредерик относился к нему как к любимому ребенку; самая первая его мысль утром и самая последняя перед тем, как заснуть, были всегда о банке, да и во сне Фредерик часто видел его же. Нью-йоркские девицы на выданье и их матери напрасно намекали, что мальчику, наверное, необходима мать, что особняк в Верхнем Ист-Сайде, по-видимому, должен казаться без хозяйки слишком большим и пустым, что и самому Фредерику, надо полагать, бывает неуютно и тоскливо одному в свободные от работы часы; Фредерик в ответ только улыбался им с выражением легкого сожаления на лице, как будто извиняясь, — он отработал эту мину до полной безупречности — и говорил, что нет, нет, нет, все прекрасно, у малыша великолепные няньки и заботливые воспитательницы, экономка ведет хозяйство умело и энергично, а у него самого столько друзей, что ему просто некогда чувствовать себя одиноким.

Единственным, что его всерьез тревожило, был маленький Фредерик. Трудности начались, когда ему не было и года, и возрастали с каждым днем. Фредерик был красивым и очаровательным ребенком; нянька боготворила его, а молоденькая воспитательница, взятая специально для того, чтобы учить его читать и считать, была от него в таком восхищении, что полагала своей собственной, а не его виной поистине удивительную неспособность Фредерика освоить азбуку и счет.