Злые игры. Книга 1 - [116]

— И правильно, что не хочет, — строго, почти официально проговорила Няня. — А почему он должен об этом говорить?

— Потому что мы… — Она чуть было не сказала «его дети», но остановилась и смолкла.

— Такие вопросы обсуждают со взрослыми, — сказала Няня, — а не с детьми.

— Няня, мы не дети. И мы должны знать.

— Ничего вы не должны, — возразила Няня. — Вам хочется узнать. Ты забыла то, что я тебе много раз говорила, Георгина: между тем, что должны, и тем, что хочется, есть большая разница.

— Я считаю, что мы должны знать.

— Я тебе все равно не могу ничего рассказать. Я обещала твоей матери, что никогда никому не скажу.

— Но мы же все равно знаем, Няня.

— Не больше, чем вы должны знать. И кстати, откуда это вы узнали? И когда? Надо вам было мне об этом сказать.

— Ну… до Шарлотты дошли какие-то сплетни. Она это услышала от Тоби Лейвенхэма. Спросила папу, и папа сказал, что это правда. Это было незадолго до того, как погибла мама.

— Я всегда не любила этого мальчишку, — заявила Няня. — Очень уж у него манеры гладкие. А отец сказал только то, что это правда? И ничего больше?

— Ничего.

— Правильно сделал.

— Няня!

Няня посмотрела на Георгину, и выражение ее лица вдруг смягчилось.

— Тебе, наверно, тяжело было это узнать. Жаль мне тебя. Я часто говорила ее светлости, что она сама должна вам все рассказать. Она говорила, что обязательно так сделает, как только вы станете постарше.

— Но не сделала, — с легкой горечью в голосе произнесла Георгина, — а как только мы узнали сами, ее не стало.

Она заплакала и ткнулась лицом Няне в колени; Няня отложила вязанье и стала нежно гладить ее по голове.

— Бедняжка, — негромко и сочувственно проговорила она.

Некоторое время спустя Георгина подняла голову и взглянула на Няню.

— Не могу поверить, что ты все знала. И знала все это время. Господи! И ты мне так ничего больше и не скажешь? Совсем ничего?

— Нет, — коротко ответила Няня. — Я не имею права тебе говорить. Это не я должна делать.

— Ну… ладно. Оставим это пока. Я вот что хотела сказать, Няня: все это время я себя чувствовала такой одинокой, потерянной. А теперь у меня ощущение, как будто я снова нашла себя. Потому что у меня есть ребенок. Ты это можешь понять?

— Нет, не могу. — Няня снова посуровела. — Я абсолютно не могу понять, как ты можешь даже думать о том, чтобы оставить ребенка. Без мужа. И в твоем возрасте.

— Не совсем понимаю, какое отношение ко всему этому имеет мой возраст, — поморщилась Георгина. — Но так или иначе, я могу его оставить, и я его оставлю. Я думала, Няня, ты обрадуешься тому, что, когда родится малыш, тебе снова будет за кем ухаживать.

— Я бы обрадовалась, если бы у него был отец. А кто его отец, Георгина? Кто-нибудь из той школы? Я никогда не любила школьную форму.

— Э-э… да, — уклончиво ответила Георгина, несмотря на свое восторженное состояние все-таки сообразившая, как трудно будет Няне справиться с сообщением о том, что отцом ребенка может быть любой из тех троих. — Да, из школы.

— Ну, так ведь он же на тебе женится, верно? Не знаю, успеем ли мы еще организовать свадьбу.

— Нет, Няня, он на мне не женится. Совершенно определенно нет.

— Он обязан жениться, — заявила Няня, — и я сама с ним об этом поговорю.

— Нет, Няня, не сможешь. Я тебе не скажу, кто он такой.

— Ну, отцу-то ты должна будешь это сказать.

— Да, — вздохнула Георгина, — он, конечно, захочет это узнать. Послушай, Няня, ему я скажу, я просто должна буду это сделать, я понимаю. Но дай мне еще денек или два. Хорошо?

— Ладно, — согласилась Няня, — ты ведь все равно ничего не ешь.

Подобная логика показалась непостижимой даже Георгине. Она поднялась и поцеловала Няню.

— Спасибо тебе, — сказала она.

Лидия Пежо позвонила на следующий день. Результаты анализов оказались положительными.

— Как я и думала. Так что, Георгина, надеюсь, вы со мной свяжетесь, когда почувствуете себя готовой.

— Спасибо, — ответила Георгина.

— И позвольте мне еще вам сказать — я, конечно, понимаю, вы можете возразить, что это не мое дело, — позвольте все же сказать, что девушка вашего возраста, даже столь благополучная в материальном отношении, как вы, не должна с легкостью бросаться в материнство. Было бы гораздо лучше… всерьез подумать о возможности прекращения беременности.

— Это действительно не ваше дело, — весело отозвалась Георгина, — хотя я на вас и не обижаюсь. Нисколько. Но честное слово, миссис Пежо, ни о каком прекращении беременности я даже думать не буду. Я очень, очень хочу этого ребенка.

— Не сомневаюсь, — проговорила Лидия, — и я вас понимаю. Но как вы думаете, он вас хочет? В вашем нынешнем положении? Подумайте об этом, Георгина. Пожалуйста.

— Подумаю. Но решения своего я не изменю.

Разговора со своим отцом она не испугалась. Георгина рассказала ему все. Что она не знает, кто отец ее ребенка; что в лучшем случае число потенциально возможных претендентов может ограничить тремя; и что по этой самой причине никому из них не может предъявить никаких претензий — да и как бы она могла это сделать? А также что собирается оставить ребенка и что отцу никоим образом не удастся убедить ее поступить иначе.

Александр выслушал все это молча. Он не кричал, не устроил скандала, не ругал ее. Он лишь напряженно и внимательно слушал, ни на мгновение не спуская с нее холодного, отстраненного взгляда. Никогда еще Георгина не видела Александра в таком состоянии. Она привыкла к тому, что он всегда относится к ней с теплотой и любовью, с юмором и доброй иронией; иногда он сердился на нее, как это было, когда ее исключили из школы, но в таких случаях его реакция была оправданна и всегда естественна. Теперь же она испугалась.