Злой пес - [6]

За два года с открытия Рубежа к мутантам, разумным и относительно нормальным, в городе попривыкли. Это верно, и даже сталкеры, похоронившие много товарищей, смогли угомониться. Почти…

Не любила его братия, шаставшая снаружи, за простейшую вещь. За конкуренцию. Хаунду наверху приходилось куда проще, чем обычным людям. Ему даже потерянная недавно маска с зеркальными линзами нужна была именно как защита от солнца, в последнее время вылезавшего все чаще… натюрлих. Слепота-то ему не грозила.

Так что…

В метро он себя ощущал вполне неплохо. Без напрягов. Хорошо, когда ты Хаунд, многое не колышет, йа. Так, натюрлих, надо бы поесть. Именно поесть, эссен, то есть по-человечески. Фрессен – жрут свиньи, йа. Но сперва надо сдать трофеи. И он прекрасно знает, кто купит, не торгуясь, эту вот самую печенку, а кого затащит от трех неплохих голов крыложоров. Люди такие люди… Чуть жизнь наладится, начинают окружать себя всяким дерьмом, типа охотничьих трофеев и мебели из натурального дерева.

Крохотная будка аптеки пряталась в правом дальнем углу, зеленея намалеванным крестом на относительно чистой простыне. Хозяйку аптеки, худенькую пожилую Марьпалну, Хаунд знатно уважал. Было с чего. Хотя это не мешало ему порой желать свернуть ее сухонько-цыплячью шейку.

Марьпална и две ее коллеги, сгинувшие в последующие послевоенные годы, прискакали на Спортивную через три минуты после «Атома». И не просто так, а нагруженные, как тягловые мулы, баулами и мешками. Но главное находилось в их головах. Знания и опыт, полученные за годы работы одной из немногих рецептурных аптек Самары, расположенной в двухстах метрах от входа на станцию. И как ни старались переманить ее, единственную выжившую, на Клиническую, Марьпална стойко заняла оборону, и будка ее белела всегда чистыми стенками и вывеской. За эту самую седенькую тонкую даму все окрестные бродяги, да даже и бугры Безымянки, готовы были сжить со свету кого угодно. Потому как Марьпална умудрилась найти обезболивающее в странной плесени, росшей в одном из тоннелей. И из нее же, странно живой и рыжей, пыталась выделить основу для антибиотика. И у нее даже получалось. Еще Марьпална, пусть и с помощью легендарного студента-медика Степы, вскрывала трупы мутантов и находила внутри странной требухи всякие нужные вещи. И даже вовремя предсказала вирус, выработав антидот на основе какой-то там железы. Правда, именно от пробы, введенной в руку, помер тот самый Степа.

Марьпална, провожая наверх каждого из сталкеров, просила приносить любую ткань для корпии, любую упаковку ват. Несколько лет назад, не струсив, добралась до своей же аптеки. Понятное дело, конвой у нее состоял из десятка головорезов, перед этим два дня зачищавших округу даже от обычных гнило-псов. Не приведи Господи, случилось бы чего с ней…

– Кого это к нам занесло?! – Марьпална, в отливающей молочной белизной косынке, повернулась и прищурилась. Прищур вышел одновременно оценивающим, показательно негостеприимным и полным ужаса от антисанитарии, насквозь пропитавшей плащ Хаунда. – Никак торговаться пришел, кровопийца?

Марьпална Хаунда не любила и нелюбви своей не скрывала, справедливо сознавая собственное безопасное положение. «Справедливо» уже маячило неподалеку в количестве двух обрезанных гладкостволок и одного заточенного пожарного багра. На Спортивной ценными жителями дорожили и безопасность их ставили превыше всего.

– Не люблю кровь, йа. – Хаунд аккуратно положил на стойку чехол от подголовника. – Неприятная на вкус.

– Да ну? – Марьпална изогнула аккуратно выщипанные брови. – Тебе-то, фашисту, кровь человеческая неприятна?

– Их вайс нихт.

– Чего? Я вашей фашистской речи не понимаю.

– Я не знаю, какова на вкус человеческая кровь… Хотя нет, вру. Довелось как-то горло перегрызать, если память не изменяет. Но вдруг это фантомная память, йа?

Марьпална фыркнула и не ответила, постучав огрызком карандаша по большой книге записей. И ткнула им в чехол.

– Что припер, кормилец?

– Кусок залетной птички. Печень вроде… целая, большая, кило на два.

– Тоже мне, весы нашлись. – Марьпална вытряхнула пористую сизую требуху, брезгливо прищурилась и неуловимо извлекла откуда-то большой ланцет. – Не шарахайся, сынок, мне пробу взять. Лена!

Лена, в толстом кожаном ошейнике, тут же появилась, как из-под земли. Хотя, судя по следам на теплом жилете, так и было. Холодильник аптеки находился в каком-то ответвлении коммуникаций под станцией, и колодец-вход как раз накрывала сама будка.

– Быстро на лед, сперва промой спиртом. И попробуй только урони!

Лена вздрогнула, отворачивая лицо с выжженным клеймом Спортивной, недавно вздувшимся поверх старого. Рабыня не из местных, скорее всего, с Металла, и появилась тут неделю назад.

– Что хочешь? – Марьпална смотрела на Хаунда с совершенно нескрываемой брезгливостью.

– Обезболивающее, рыжее, десять ампул.

– Не до хрена ли тебе, убивец?

– Нет, само то. Ты не торговалась, взяла товар, не корчи из себя благородство или честность. Честные и благородные на людей ошейники на цепляют.

– Позвезди еще мне тут, фашист.

– Я не фашист, женщина, говорил уже. Мне просто нравится немецкий язык.