Злой пес - [40]

Привратник кивнул, закрыв щит и закатив назад герму. Общаться ему почему-то не хотелось. Да Хаунд, судя по всему, и не рвался.

Из глубины бункера тянуло хорошей жизнью. Натурально, тянуло всеми ее благами, такими простыми и такими дорогими сейчас.

Горячей мясной едой. Теплом от горящего дерева без малейшей примеси краски или лака, как когда палили доски, сдираемые с домов или заборов. И брагой с самогоном, да так, что впору подивиться.

– Птах торгует с мелкими слабыми кланами и общинами, – пояснил Хаунд, идя по длинному коридору, – перекупает самое необходимое у всех подряд и потом перепродает втридорога. Если кто решит поступить так же – душит ценой или даже нанимает умельцев, умеющих проводить агрессивные формы переговоров, йа. Вот и живет хорошо, лопает жизнь-жестянку в два горла, боится, что закончится в любой момент. А всех местных он выжил, было их… много.

Из краснеющей полутьмы впереди наплывали звуки. Те самые, обещавшие разврат, чревоугодие и все остальное, заставившее Эдди встрепенуться и ускориться. Он-то и нырнул первым за поворот, отодвинув брезент, наполовину закрывающий вход. И застыл, сумев лишь выматериться и присвистнуть:

– Хаунд, это же просто… сказка какая-то…

Внутри оказалось не очень просторно, но душевно. Особенно по нынешним сложным и тяжелым временам.

У дальней стены, где в потолок, уходя в систему вентиляции, убегал кирпич трубы, идущей от огромного очага. Расточительно? Да, только не для всех. Здесь и сейчас как раз тот случай, когда можно и нужно.

Очаг гудел, бросал вокруг красновато-золотые блики и разносил запах жарящегося мяса. Тут не мелочились, насадив на вертел сразу среднюю такую свиную тушку, уже золотившуюся корочкой. Свинью крутил седой незаметный человек, не отвлекающийся больше ни на что.

Фантазии и самомнения хозяина хватило на доступную любому пониманию картинку, ярко кричавшую: вот он, вот, даритель счастья, тепла, жратвы и благ, сидит во главе длинного стола, сколоченного из толстых досок и средних катушек для провода, сидит, величественно, да на огромном офисном кресле искусственной кожи, поставленного на специально сваренный каркас.

– Здорово, рыжий! – грохнул Хаунд, останавливаясь у дальнего конца стола, выходившего прямо на вход, и с удовольствием втягивая воздух своим кривым хищным клювом. – Гляжу, все жируешь на людских бедах?!

Сидевшие даже замолчали, молча развернувшись к креслу, тихо поскрипывающему, поворачиваясь туда-сюда. Эдди уставился вместе с остальными, в первый раз видя хозяина Товарной. Вот, значит, как… не всегда внешность говорит о людях что-то настоящее.

Не рыжий, скорее светлый с рыжиной, скучное вытянутое лицо и вислый грустный нос. Какие-то блеклые светло-голубые глаза и оттопыренные уши. Рубашка из хлопка, подтяжки, теплые хорошие брюки. Спокойствие и достаток в общем. А вот почему Птах?.. Это Эдди решил выяснить потом, если выпадет случай.

– Здравствуй, Хаунд, – с ленцой протянул рыжий, – чего голосишь?

– Это у меня тембр голоса такой… – поделился мутант, – да и шумно у тебя тут, чего шептать-то?

– Ты по делу или так, поорать зашел?

– А если просто так, ты против, что ли?..

Хаунд, заведя руки за спину, улыбнулся. Мерзкой и опасной улыбкой, сулящей простые и доступные пониманию вещи: выпущенные кишки, отрубленные конечности и много боли. Очень много боли вперемешку с кровью. Как такое возможно пообещать только улыбкой… Эдди, зная мутанта последние почти пять лет, все время терялся, пытаясь отыскать ответ на этот вопрос.

Какое-то время слышался только треск поленьев в очаге. К запаху мяса добавилось ожидание беды.

Птах кивнул, резиново улыбнулся:

– Садись, будь гостем, угощайся, на всех хватит.

– Другое дело, йа… – Хаунд сел на прогнувшуюся скамью. – Дела нормально, сразу видно. В гору пошел?

– Я с нее и не спускался. – Рыжий, взяв кружку, отхлебнул. Судя по запаху – спиртное. – Сам как?

– Неплохо, йа… – протянул Хаунд. – Дело пытаю и от него не лытаю.

Народа за столом сидело немало. Десяток приближенных, сколько-то молодых баб, одетых качественно и дорого. Хотя той самой одежды на них красовался минимум. Эдди, масляно глядя на смуглый четвертый размер справа, тут же покосился на третий, сливочно-белый, чуть дальше, и совсем уж задержался на пятом, покрытом мелкими яркими веснушками. Где-то размеры прикрывали полупрозрачные довоенные кружева, где-то и их не наблюдалось.

Зуб на разномастные богатства внимания не обращал. Сидел, то уставившись в стол, то кидал на рыжего злые короткие взгляды.

Веселый шум застолья возвращаться не спешил. Мужчины, кое-кто даже ссадив с колен красоток, косились на Хаунда, придвинувшего себе целую тарелку свинины и поедающего ее с видимым аппетитом. На окружающих мутанту явно было накласть и растереть.

– А чего это твой паренек так зыркает, а? – Как бы типа лениво, пряча заметное напряжение, поинтересовался Птах. – Я его знаю?

– Вас? – Хаунд отложил знатный прожаренный ломоть, вытер губы рукавом плаща, покрутил головой, остановившись на Эдди. – А… что зыркает? Так красота такая вокруг, видишь, глаза разбегаются. Эй, землячок, ты что, с рыжей, ты ж ничего против не имеешь, что мой друг на твою красотку смотрит, йа?