Зловещий трофей - [3]

— Что скажешь? — тихо спросил майор, когда остановились на полянке.

— В последний раз слышал часа два назад. — Хлынов расстегнул ворот гимнастерки.

— И на что это было похоже?

— Будто сухая ветка сломалась под ногой. Полная тишина. Потом — короткий щелчок. И опять тихо.

Павлов пожевал нижнюю губу, качнул головой. И предположил:

— Мы отмахали километров двадцать пять, прилично устали. Тебе не могло показаться?

— Не знаю, Петр, — неуверенно ответил Хлынов. — Раз другие не слышали, то и я мог напутать.

— Ладно, глотни водки и отдыхай…

Офицеры от капитана и выше в разведку и на поиск ходили редко. Поговаривали, будто из Ставки пришел секретный приказ: капитанов и майоров не посылать. Дескать, много знают, представляют для немцев большой интерес. Существовал ли он на самом деле или являлся выдумкой — неизвестно. А только отправляли их за линию фронта в одном случае: когда больше идти было некому.

Озеро Балатон с невероятно красивым северным берегом протянулось с запада на восток аж на восемьдесят верст. В середине декабря 1944 года линия фронта проходила аккурат по южному берегу. Советские части из 4-й Гвардейской армии прижали немца вплотную к воде. Тот отчаянно сопротивлялся, но с каждым днем терял силы и уверенность. Обе воюющие стороны понимали: еще немного, и Венгрия окажется под полным контролем Красной Армии.

Масштабное наступление на Будапешт было назначено на 20 декабря, и перед его началом штабу фронта требовались свежие данные о противнике. Чтобы добыть эти сведения, за линию фронта отправилось несколько дивизионных разведгрупп. Одной из них и была группа майора Павлова, вышедшая на задание под позывным «Иволга».

* * *

Настоящая зима в Венгрии наступала к концу декабря. Снег устойчиво ложился в северных горных районах, на равнинах же зима напоминала о себе легкими морозцами по ночам.

Девять утра. Объявлен длительный привал. Время всеобщего блаженства. Нет надобности выкладываться на марше, никто не подгоняет, не беспокоит сбившаяся на ноге портянка. Мышцы в расслабленной истоме, можно посидеть на сухой травке, успокоить дыхание. Обстановка и относительно теплое утро позволяют скинуть тяжелую шинель или ватник и освободить от надоевшей обуви натруженные ноги. Можно вдоволь напиться, перекусить и, свернув цигарку, насладиться крепким дымком. А после и прикорнуть, покуда не прозвучит команда к продолжению марша.

Разведчики перевели дух, разделись, обустроились. Зашуршали вещмешки, заскрипели ножи по тонкому металлу консервных банок. По-над поляной поплыл аромат хорошей тушенки…

— Отличное мясцо. Свежее, мягкое. Прямо как вчера закатано в баночку, — закусывал тушенку хлебом и нахваливал связист Николай Яковенко — поджарый хозяйственный мужик лет тридцати пяти.

Его давний товарищ — Вячеслав Рябинин — с удовольствием соглашался:

— Точно — ни жил, ни хрящей. Одни волоконца в нежном жире. Баночку съешь и на весь день в животе сытость. Не то, что раньше. Помнишь, чем нас поначалу в окопах потчевали?

— Еще бы! Я ту кухню до конца дней не забуду. Пустая каша на воде — сожрешь ее полкотелка, набьешь пузо, а толку… через час опять голодный. А тут — мечта, а не ужин! Хоть какая-то польза от американских союзничков…

— Подставляй кружки, — появился с фляжкой командир.

— Это можно… — дружно завозились бойцы.

Отмеряя на глаз, Павлов налил каждому по сто грамм водки.

— Ты напраслину-то на союзников не гони, — заметил он, завинчивая крышку на фляжке. — Им тоже несладко пришлось.

— Это где же? — не понял Яковенко.

Успев повоевать на Дальнем Востоке и в Финскую, Павлов числился опытным и знающим командиром. С рядовым составом завсегда был справедлив, говорил редко да метко — воздух зазря не сотрясал.

— От япошек проклятых, — поморщился он. — Жутко обижены япошки за озеро Хасан и Халхин-Гол, потому всерьез готовились напасть на наш Дальний Восток. А когда американцы объявили им войну опосля бойни в Пёрл-Харборе в конце сорок первого — не до нас им стало.

— Что ж там за бойня случилась?

— Форменная мясорубка. Американцы потеряли полтора десятка больших военных кораблей, около двухсот самолетов. Менее чем за час погибли две тысячи человек. Хреновый был день для Америки, и уже к вечеру они объявили о вступлении во Вторую мировую войну. Так что, если б не союзники, пришлось бы нам, братцы, разрываться на два фронта. А это совсем другой коленкор.

Связист и снайпер понимающе молчали. Союзники, конечно, припоздали с открытием второго фронта в Европе, но его значимость от этого меньше не становилась. После его открытия Германию будто подменили: из мощного и надменного тигра ее армия превратилась в изможденную и подраненную пантеру. Огрызнуться и поцарапать она еще могла, но совершить убийственный прыжок и вцепиться в жертву мертвой хваткой силенок уже не хватало.

— Слава, как подкрепишься — подмени старшину, — распорядился майор.

— Это можно, — кивнул Рябинин.

* * *

В кои-то веки Хлынову снились родные края. То ли водка явила чудо, то ли сказалась нечеловеческая усталость, а только вместо опостылевших ратных дел привиделось ему подмосковное село в речной излучине, бесконечные ржаные поля с набитыми телегами проселками. А еще — беспечные птахи в бездонной синеве, струящийся над горизонтом разогретый воздух, полевой стан под выгоревшим брезентом, разомлевшая тишина… Это позже, когда померли родители, он перебрался на север столицы в Ивановский проезд, ставший впоследствии Красностуденческим.