Зло в имени твоем - [67]

— Это интересно, но я не могу.

— Какое упрямство! — разозлилась Марина. — Поймите, так будет лучше для нас обоих. Если мы сумеем потом встретиться, я укажу вам на Марата и сама уеду отсюда. Никто ничего не поймет. Но для этого вы должны уехать отсюда.

Он молчал. Видимо, просчитывал варианты.

— Они нас так просто не выпустят из-под наблюдения, — горячо убеждала его Марина, — вы должны уехать. А потом снова вернуться и уже не появляться рядом со мной. Так, чтобы я могла вам незаметно указать на нужного человека. Я буду ждать вас в два часа каждый день у Ратуши.

Его молчание начинало ее раздражать.

— Да, — сказал он неожиданно, — вы правы. Я уеду сегодня и вернусь завтра.

— Вы не успеете подготовить документы, — возразила Марина.

В ответ она видела уже его спину.

— Чертов дурак, — прошептала она про себя, — упрямый как осел.

Через час он выезжал из отеля. Марина видела из своего окна, как он садился в такси. И видела, как еще одна машина тронулась следом за ним. Теперь, оставшись совсем одна, она ощутила себя маленькой девочкой, как когда-то в Москве, когда родители оставили ее совсем одну в большой московской квартире, заперев дверь на ключ. Тогда болела тетя, и мама решила поехать в больницу навестить ее. А отца вдруг вызвали из МИДа, попросив приехать, и он ушел из дома, решив не будить свою пятилетнюю дочку, оставив ее одну. Она проснулась почти сразу после его ухода. И целых два часа плакала у дверей. А потом она перестала плакать и решила убрать квартиру к маминому приезду. Мама задержалась в больнице до вечера, решив, что муж будет сидеть с дочерью. А отец был убежден, что супруга скоро вернется, и не торопился домой. В этот день Марина стала взрослой. И совсем независимой. После этого дня она уже не боялась никаких «бабаек» и спрятавшихся в углах маленьких троллей. Но чувство страха, испытанное в первые часы, преследовало ее всю жизнь. Может, поэтому она и сделала все наперекор себе, доказывая снова и снова, что может одолевать все новые вершины. Может, это было преодоление того детского страха, который однажды вошел в нее и который она старательно изгоняла всю жизнь.

Еще через три часа она переехала в отель «Мапочо». Весь день она гуляла по городу, чувствуя за собой наблюдение опытных агентов. Вечером в ее номере неожиданно зазвонил телефон. Она, удивившись, сняла трубку.

— Сеньора Частер, — раздался знакомый голос полковника Чернова, — я говорю с вами из Буэнос-Айреса.

— Я вас слушаю, — ошеломленно сказала она.

— Вы встречались с этим красным коммунистом? — спросил вдруг чудовищно спокойно Чернов. — Что он вам сказал?

«Господи, — испугалась она, — ведь телефон наверняка прослушивают».

— Алло, — не веря самой себе, пробормотала она, — кто это говорит?

— Вы разве не узнали меня, сеньора Частер? Это Блейк. Дуайт Блейк из Родезии. — Он давал ей прийти в себя. — Мы ведь договаривались с вами, чтобы вы сделали серию статей для моего журнала. Вы хотели встретиться со всеми, в том числе и с коммунистами. Он вам рассказал что-нибудь интересное?

— Нет, ничего. Никакого материала, — наконец поняла она.

Чернов говорил специально для слушавших агентов. Чтобы они слышали этот разговор.

— Нужно встречаться со всеми. Пойдите в тюрьму, попросите у тюремной администрации увидеть некоторых заключенных. В мире должны знать, что чилийское правительство не наказывает никого просто так. Только террористов и коммунистов.

— Хорошо, мистер Блейк.

— Ваш оператор мне все рассказал. Он сегодня полетит обратно. — Чернов сделал паузу и сказал: — В Мексику.

Она все поняла и улыбнулась, полковник был в своем амплуа.

— Да, конечно, — сказала она, — пусть уезжает. — И, положив трубку, впервые почувствовала себя не так одиноко. Потом, вспомнив слова Чернова, с ужасом подумала, что завтра придется тащиться в чилийскую тюрьму, брать интервью у местных церберов. Нужно будет продумать интервью. В таком настроении она спустилась вниз к ужину. Она уже заканчивала есть, когда почувствовала на себе чей-то взгляд. Решив, что это опять кто-то из наблюдателей, она раздраженно отодвинула тарелку и обернулась. За соседним столиком сидели двое молодых людей. Один был особенно красив: высокий, длинноволосый, с правильными чертами лица. Поражало выражение его глаз. Насмешливые и одновременно излучающие какую-то силу, они внимательно смотрели на Марину. Он ей нравился, определенно он ей очень нравился. Она это сразу почувствовала. И почему-то, подвинув к себе тарелку, продолжала есть, словно его взгляд обладал гипнотизирующим влиянием.

Уже закончив есть, она обернулась. Он по-прежнему смотрел на нее. Его спутник сказал что-то, и мужчина, не спуская с нее глаз, что-то пробормотал. Видимо, не хотел уходить. Его спутник поднялся и вышел из ресторана. А они остались сидеть вдвоем.

Марина никогда не верила в любовь с первого взгляда. Ей казалось, что невозможно влюбиться в понравившуюся картинку. Не зная человека, не прочувствовав его мысли, не ощутив волнующие его проблемы, не осознав цельности его характера, не прикоснувшись к его душе, невозможно вынести определенное мнение о мужчине — в этом Марина была твердо убеждена. Но сидевший перед ней человек заставлял ее забыть все те условности и глупости, коими была забита ее голова. Он ей просто нравился. Как картинка. Но, видя эту картинку, она уже ни о чем не думала и ничего не хотела.