Зло - [58]

Это было немного, но это было началом. Выбрасывая коробку из-под блюда в мусор и выключая телевизор, Эли испытывал желание идти, бежать – не прочь, а к чему-то. У него появилась цель. Миссия.

Однако он сознавал, что нужно выждать. Он считал дни до выпуска, постоянно ощущая внимание – преподавателей, консультантов, копов, словно летнее солнце. Поначалу оно обжигало, но со временем, по прошествии месяцев, стало уменьшаться, и наконец, к моменту выпускных экзаменов, при его появлении в помещении почти все забывали смотреть на него сочувственно. Когда учебный год наконец завершился, он небрежно сложил вещи, в последний раз лениво прошелся по квартире и запер дверь. Вложив ключ в белый университетский конверт, Эли бросил его в почтовый ящик рядом с комендатурой.

И тогда, только тогда, когда территория локлендского университета осталась позади, Эли отбросил фамилию «Кардейл», сменив ее на «Эвер», и отправился искать свое предназначение.

* * *

Эли не нравилось убивать.

Зато ему очень приятен был момент, наступавший после. Великолепное спокойствие, наполнявшее атмосферу, пока его сломанные кости срастались, порванная кожа заживала, и он в очередной раз убеждался, что Бог одобряет.

А вот само убийство оказалось неожиданно грязным.

И еще ему не нравилось само слово «убийство». Как насчет «устранение»? «Устранение» – гораздо более подходящее слово. Благодаря ему объекты переставали казаться людьми, которыми на самом деле и не были… Семантика. Тем не менее все равно было грязно. Изобилие насилия по телевидению заставило Эли думать, что убийство бывает чистым. Тихий кашель пистолета. Быстрый удар ножа. Мгновение шока.

Камера отключается, а жизнь идет дальше.

Просто.

И справедливости ради надо признать, что смерть Лайна была легкой. Да и Сайкса, по сути, тоже: ведь дело сделала машина. И вот теперь, сдирая с рук залитые кровью резиновые перчатки, Эли жалел, что камера не переключается на что-то более приятное.

Уоллес сопротивлялся. Под шестьдесят, но силен, как медведь. Он даже согнул один из любимых ножей Эли, а потом переломил пополам.

Эли привалился к кирпичной стене, дожидаясь, пока ребра встанут на место, а потом отволок труп к ближайшей куче мусора. Ночь стояла теплая, и он осмотрел себя, чтобы не было пятен крови, а потом ушел из переулка. Спокойствие уже уходило, оставляя после себя странную грусть.

Эли снова ощущал себя потерянным. Лишенным цели. Даже имея зацепку, он три недели потратил на поиски этого ЭО. Преследование шло медленно и неуверенно. Ему нужны были доказательства. В конце концов, что, если он ошибся со своей догадкой? У Эли не было желания увеличивать количество человеческих трупов. Лайн и Сайкс стали исключениями, жертвами обстоятельств: их гибель была прискорбной, но необходимой. И если уж быть откровенным с самим собой, то он был небрежен. Эли сознавал, что способен на лучшее. Уоллес уже стал его шагом вперед. Как и в случае любого занятия, тут присутствовал эффект обучения, однако он твердо верил старинной поговорке: «Повторение – мать учения».

VII

Около полудня

Отель «Эсквайр»

Виктор с Сидни сидели в гостиничном номере, поедая холодную пиццу и просматривая досье, которые им подготовил Митч. Сам Митч ушел по делам, и хотя взгляд Виктора скользил по данным пожилого мужчины по имени Закери Флинч, мысли его занимали не столько бумаги, сколько мобильник, лежащий в готовности и под рукой, и фамилия Стелл. Пальцы его отстукивали на коленке ровный ритм. По другую сторону телефона лежали данные мужчины помоложе, которого звали Доминик Рашер.

Сидни пристроилась рядом на табурете, приканчивая второй кусок пиццы. Виктор заметил, как она косится на газетный снимок Эли, подложенный под уголок третьего листка с данными, снимок принадлежал синеволосой Бет Керк. Он смотрел, как она протягивает руку, высвобождает заметку и вперяет в нее широко распахнутые голубые глаза.

– Не беспокойся, Сид, – пообещал Виктор. – Я заставлю его помучиться.

Секунду она молчала с застывшим маской лицом. А потом маска вдруг треснула.

– Когда он меня убивал, – прорвало ее, – то сказал, что делает это «во имя добра и высших целей». – Эти слова она буквально выплевывала. – Он сказал, что я неестественная. Что я против Бога. Так он объяснил свое намерение меня убить. Мне эта причина не показалась особо уважительной. – Она судорожно сглотнула. – Но ее хватило, чтобы сестра от меня отказалась.

Виктор нахмурился. Вопрос о сестре Сидни, Серене, все еще его тревожил. Почему Эли до сих пор ее не убил? Казалось, он преисполнен решимости убивать всех остальных.

– Уверен, что все не так просто, – сказал он, отрывая взгляд от листка бумаги. – А что может делать твоя сестра?

Сидни задумалась:

– Не знаю. Она мне так и не показала. Считалось, что она это сделает, но тут ее парень меня вроде как застрелил. А что?

– Потому что, – объяснил Виктор, – Эли оставил ее при себе. На это должна быть причина. Она ему полезна.

Сидни понурилась и пожала плечами.

– Однако, – добавил Виктор, – если бы дело было только в пользе, он и тебя бы оставил. Ну, его ошибка мне на руку.

По губам Сидни скользнула слабая улыбка. Она швырнула корку от пиццы черной махине на полу. Дол моментально оживился и поймал подачку, не дав долететь до пола, а потом встал и прошел вокруг стола к Виктору, выжидающе уставившись и на его корку. Виктор скормил пиццу псу и почесал его за ушами. Взгляд Виктора переместился с собаки на Сидни. Он и правда обрастает найденышами!